— Почему нет?

— Но я же вас совсем не знаю.

У Железнодорожника закружилась голова.

— Скоро узнаете.

— Я больше никогда не выйду замуж, мистер Бейли. Дело не в вас.

Не в нем. Дело никогда не в нем, вот вечно дело было не в нем. От стояния на жестком полу у него заболели колени. Он посмотрел на кольцо, опустил руки и зажал украшение в кулаке. Она скользнула рукой от его запястья к плечу и сжала его. В руку ему вонзился нож боли. Не вставая, он ударил миссис Грейвс в живот.

Она беззвучно охнула и упала на кровать. Он тут же лег на нее, зажал ей рот одной рукой, а другой разорвал платье от самой горловины. Она пыталась сопротивляться, и он достал из-за спины пистолет и приставил к ее голове. Она замерла.

— Только попробуй меня остановить, — пробормотал он, стянул с себя штаны и сделал, что хотел.

Она, как истинная леди, не издала ни звука.

Гораздо позже, когда он лежал на кровати, мечтательно уставившись на светильник в центре потолка, до него дошло, что же именно беспокоило его касательно бабушки. Она совсем не задумывалась о том, что скоро умрет. «Она была бы хорошей женщиной, если б в каждый миг ее жизни кто-то стоял над ней с пистолетом у виска», — сказал он Бобби Ли. И это была правда. Но тогда, в последние минуты, она действительно стала хорошей женщиной: ведь как только Железнодорожник убедил ее, что она скоро умрет, ей уже можно было забыть об этом. В самом конце, когда она протянула к нему руку, она совершенно не думала о смерти, о том, что он убил ее сына, ее невестку и внуков и вскоре убьет ее саму. Ей просто хотелось его утешить. Ей было безразлично даже, можно ли вообще его утешить. Она жила в том единственном мгновении, не помня о прошлом и не заботясь о будущем, жила побуждением своей души — и ничем больше.

Словно кошка. Отрада именно так и жила: кошка не знала о жертве Иисусовой, об ангелах и бесах. Кошка смотрела на него и видела, что он собой представляет.

Он приподнялся на локтях. Миссис Грейвс лежала рядом с ним, не шелохнувшись, и ее волосы разметались по пледу в ромбик. Он пощупал пульс на ее шее.

Было уже темно: по воздуху проплывали шум машин с перекрестка и жужжание насекомых, что доносилось из дубовых деревьев за окном. Железнодорожник тихо проскользнул в зал, а оттуда — в комнату Фостера. Приложил ухо к двери — оттуда не доносилось ни звука. Он вернулся в свою комнату, завернул миссис Грейвс в плед и, стараясь как можно меньше шуметь, дотащил ее до шкафа и закрыл дверь.

Железнодорожник услышал мурлыканье: Отрада сидела на столе и наблюдала за ним.