– То есть?

– Ставить на то, что пузырь лопнет. Покупать такие инструменты, чтобы, когда он лопнул, вы остались в выигрыше. Тогда вы выиграете так много, что единственной вашей заботой будет, чтобы сама цивилизация не пала и остался кто-то, кто сможет вам заплатить.

– Цивилизация?

– Финансовая цивилизация.

– Это не одно и то же! – воскликнула она. – Я бы с радостью обрушила финансовую цивилизацию!

– Становитесь в очередь, – ответил я ей.

Мне понравился ее смех. Кванты тоже рассмеялись. И Амелия – тому, что рассмеялись остальные. У нее в самом деле была очень красивая улыбка.

– Расскажите мне, как это сделать, – попросила Шарлотт, ее глаза сияли от мысли об уничтожении цивилизации.

Должен признать, выглядело это забавно.

– Подумайте о простых людях, которые живут своими обычными жизнями. Им нужна стабильность. Им нужно то, что вы называете неликвидными активами, то есть жилье, работа, здоровье. Эти активы действительно неликвидны, люди вносят ряд платежей, чтобы они оставались неликвидными, – то есть оплачивают ипотеку, медицинскую страховку, взносы в пенсионный фонд, коммунальные расходы и все в этом роде. Каждый человек оплачивает их каждый месяц, и финансисты учитывают все эти устойчивые поступления. Они берут кредиты, основываясь на этой устойчивости, используя ее в качестве гарантии, а потом тратят взятые в кредит средства на ставки на рынках. Они берут плечи в сто раз бо́льшие, чем у них есть активов, которые складываются преимущественно из платежей, что переводят им люди. Долги тех людей – это просто их активы. У людей неликвидность, у финансистов ликвидность, и финансисты извлекают выгоду из спреда между двумя этими состояниями. Каждый спред – это возможность заработать еще больше.

Шарлотт сверлила меня взглядом, будто лазером.

– Вы знаете, что говорите с главным управляющим Союза домовладельцев?

– Так вот чем вы занимаетесь? – переспросил я, вдруг ощутив свое полное невежество.

Этот Союз был чем-то вроде «Фэнни Мэй»[93] для квартиросъемщиков и других бедных людей, хотя его название, как по мне, было чересчур амбициозным. Какие-то его важные данные учитывались в ИМС как часть рейтинга потребительского доверия.

– Да, занимаюсь, – ответила Шарлотт. – Но вы продолжайте. О чем вы рассказывали?

– Ну, классический пример падения доверия – 2008 год. Тогда пузырь касался ипотек, которые взяли люди, пообещавшие их выплатить, но на самом деле неспособные это сделать. Когда объявили дефолт, все инвесторы ринулись к дверям. Все пытались одновременно что-то продать, но покупать никто не хотел. Те, кто шортил, сорвали куш, но все остальные конкретно разорились. Финансовые фирмы даже перестали проводить контрактные платежи, потому что не имели денег заплатить всем, кому были должны, тогда как существовала высокая вероятность, что той организации, которой требовалось заплатить, к следующей неделе уже не будет существовать, так зачем тратить деньги на них только потому, что подошел срок платежа? В тот момент никто вообще не знал, будет ли хоть какой-нибудь вексель чего-то стоить, и все рушилось в свободном падении, люди были напуганы.