Светлый фон

Г) Опять этот городской умник

Г) Опять этот городской умник

Мы должны научиться понимать литературу. Деньги больше не будут думать за нас.

Вирджиния Вулф, 1940 г.

Пару столетий назад пользовался популярностью комикс, который публиковался в нью-йоркской прессе – газете или журнале. Издание сочетало в себе все, что делало из города фонтан литературного мастерства, – от Мелвилла и Уитмена до… Ну, в общем, этот комикс состоял из карты города, если смотреть на него с востока. Ракурс был выбран такой, что остальная часть США по размеру казалась сопоставимой с парой манхэттенских кварталов, а Тихий океан выглядел не шире Гудзона. Забавный образ нью-йоркской эгоцентричности. Любопытно даже, насколько легко проваливаться в одну и ту же нору всякий раз, когда говоришь о городе: а что, кроме Нью-Йорка, имеет значение? Это же столица мира, и все такое.

Так-то оно так. Может, даже более чем. Но читатель ведь хорошо осведомлен о легкости возникновения образов, потому он и отнесется снисходительно к напоминанию: этот фокус с Нью-Йорком упомянут здесь не для того, чтобы показать, что это единственное место, имевшее значение в 2142 году, а лишь чтобы показать, что он подобен всем остальным городам мира и интересен сам по себе как типовой. Также он интересен благодаря своим особенностям – особенностям архипелага, расположенного в устье, выходящем в бухту, и тем, что застроен очень высокими зданиями.

Поэтому, раз нет нужды описывать ситуацию в прочих прибрежных городах, таких как влажный Майами, параноидально осушенные Лондон и Вашингтон, болотистый Бангкок и почти заброшенный Буэнос-Айрес, не говоря уже обо всех тоскливых местечках в глубине материка, зачастую объединяемых одним-единственным страшным словом «Денвер», важно поместить Нью-Йорк в контекст всего остального, как в том комиксе, выделив в единую категорию – «все остальное». Потому что отныне в этом рассказе история Нью-Йорка начинает иметь значение, только если глобальное будет рассматриваться с целью уравновесить местное. Если Нью-Йорк – столица столиц (хотя это не так, но представьте, что так, чтобы легче было думать о совокупности), то вы увидите связь: все, что происходит в столице, зависит и определяется тем, что происходит в остальной части империи. Периферия заражает ядро, провинции захватывают центр, и сеть завязывает узел так крепко, что тот становится гордиевым и может быть лишь разрублен надвое.

И вот ураган «Фёдор» обрушил свой гнев на Нью-Йорк и его окрестности. Да, здесь это катастрофа, но для остального мира – увлекательная новость, развлекательная теленовелла и возможность поупражняться в приятном и оправданном злорадстве. Мало кто сильно любит Нью-Йорк, этот самый желанный, но самый ненавистный из городов, и никто никогда не скажет: «Ой, как мне жалко Нью-Йорк» или «Ой, какой же Нью-Йорк жалкий город!» Никто не скажет, никто не подумает. Поэтому эмоциональное, историческое и физическое влияние разорения, совершенного ураганом, получилось почти исключительно местным. Правительство штата и федеральное правительство выслали помощь, чтобы устранить первостепенные проблемы, возникшие после бури, – это было их обязанностью, но те, кто не был непосредственно захвачен драмой, быстро забыли про нее и переключились на следующие эпизоды великого парада событий. Два месяца спустя Пекин занесло сорокафутовым слоем лессовой пыли, которую ветер принес с востока: вы слышали? Можете такое представить? Хотите узнать подробнее?