— Опять загадка! — остановился капитан. — Куда свернуть?

— Шхерный фарватер, сложно расчлененный! — вздохнул мичман. — Стоп! А это что?

У ног его лежала плоская автоматная обойма.

— Здесь шли братчики! — воскликнул капитан, подняв обойму.

— А нам здесь, боюсь, не пройти, — мрачно сказал летчик.

— Дальше я пойду один, — сказал капитан, — откликайтесь, когда я буду кричать.

Он взял многосвечник и вошел в средний из трех проходов. Вскоре потух отсвет многосвечника. Застоялую подземную тишину нарушала лишь близкая капель, а темноту ничто не тревожило. И в этой темноте, не видя друг Друга, летчик и мичман замерли в тоскливом ожидании. Они обрадовались, услышав глухо долетевший голос капитана, и дружно, громко ответили ему.

Сначала показался отсвет многосвечника, а затем вышел и Ратных.

— Заблудимся. Дальше снова развилки со знаками. У братчиков был ключ к этому лабириту, а может быть, план.

Притихшие, помрачневшие, вернулись в подполье с могилами, затем поднялись в собор. Косаговский сел на ступени амвона и обхватил голову руками. Мальчишки смотрели на него с испугом. Птуха заходил по собору, засунув руки в карманы, негромко грустно-грустно напевая:

Оборвав песню, шумно вздохнул и сказал:

— Вышли мы из меридиана. Кошмар!

— Давайте-ка посмотрим теперь, что делается на божьем свете, — громко и бодро сказал капитан. — Кто со мной?

К нему присоединился один мичман. Они поднялись на соборные хоры, и казалось, что поднимались вместе с ними, подсаживая друг друга, святые угодники, нарисованные на стенах Истомой. На хоры выходили высокие узкие окна собора, затянутые промасленным холстом. Ратных рванул раму окна, выходившего на посадничий двор. Посыпалась замазка, окно распахнулось. Двор был безлюден. Недвижно лежали убитые посадские. Над ними уже кружили вороны и сороки. Как быстро они почуяли мертвецов! Потрескивал огонь в догоравших домах, доносилось откуда-то жуткое похоронное вытье.

— Стрельчихи убитых мужей отпевают, — сказал тихо мичман.

На ступенях посадничьего крыльца сидел чахар с автоматом, зевал, свирепо чесался под халатом и не спускал глаз с собора.

— Такой никого не пропустит, — покачал головой капитан. — Такой по любой живой душе из автомата чесанет. А вот и второй вылез!

Но второй был не чахар и не русский братчик.