Пахнуло на капитана жаром горящих камышей на озере Самбурин, оглушил грохот бешено скачущих коней и древний боевой клич монголов: «К-ху!.. Ху…у…у!..» Взблеснула его сабля, занесенная для удара, а под саблей — это лицо с закушенной губой, с острым подбородком и пустыми глазами. Никогда, ни к кому не испытывал капитан такой лютой, тяжелой ненависти, как к этому стоявшему перед ним человеку.

— Ваша работа, не отказываюсь, — медленно сказал Ратных и вытянул палец к горлу братчика. — А это вот тоже озеро Самбурин. Это моя работа!

Колдунов схватился за горло, где под высоким воротом рубахи был скрыт безобразный красный и бугристый шрам, притянувший к груди его острый подбородок. Он бешено оскалился, сказал свистящим шепотом:

— Глупо я сделал, что стрелял в тебя на скаку. Саблей бы тебя достать, развалил бы на две половинки!

— Едва ли. Я костистый, — угрюмо усмехнулся Ратных. — Ну и богатый же послужной список у вас, Колдунов. Корнет царской армии, гусарский поручик у Колчака. Гусарскую бескозырку сменили на меховой малахай конно-азиатской дивизии барона Унгерна. Восстанавливали с ним Великую Монголию, былую империю Чингисхана. В монгольской степи «ставили вешки» — пленных красноармейцев и партизан зарывали по горло в землю на съедение волкам.

— Мы сражались за святое дело, за единую, неделимую Россию, за православную веру! — гордо выпрямился Колдунов.

— Сражались вы за единую, неделимую и за православную веру и грабили церкви, монастыри, а заодно мечети и буддийские дацаны. А когда вышибли вас из Монголии, пошли на службу к микадо.

Колдунов сдвинул брови и тяжело усмехнулся:

— Будем изучать мой послужной список или перейдем сразу к делу? Разговор есть. Очень серьезный!

— У нас с вами разговоры всегда очень серьезными бывают. Говорите! — привалился к стене Ратных.

Колдунов бычьим взглядом, исподлобья обвел лица стоявших перед ним людей. Он искал на этих лицах растерянность, страх и не нашел их.

— Я могу поджечь собор и зажарить вас, как рябчиков. А я принес вам жизнь и свободу. Завтра вы будете дома. Я дам вам бензин для полета. Устраивает вас это?

— Вполне, — кивнул головой капитан. — Пора нам домой, загостились мы здесь. Но с вашей стороны будут, конечно, какие-то условия?

— Да. Слушайте мои условия. Колдунов помолчал, глядя прямо перед собой. В глазах его был мутный страх затравленной собаки.

— Минуточку! — выставил капитан ладонь. — Мне почему-то кажется, что разговор у нас будет не для детских ушей. Отойдемте!

Все, кроме Истомы и ребят, ушли в алтарь и закрыли алтарные двери. Колдунов, сдвинув Евангелие и крест, сел на престол; капитан, летчик и мичман стояли, прислонясь к стене.