— Вчера вечером, вестимо, — не растерялся он.

— А надето на мне что было? — уточнила Фрося

— Неужто я бабские тряпки помнить буду?

— Хорошо. Кирияну-то кто звал? — поинтересовался боярин Позвизд.

— Холопка наша, а я во дворе в это время был да видел, как супруга Давыда Юрьича под крыльцо бересту сунула. Потом, не дождавшись госпожи Кирияны, со двора и пошла, — с незыблемой уверенностью поведал старик.

Свидетелю задали еще несколько вопросов, а после отпустили. Бояре перешептывались, князь барабанил пальцами по подлокотнику.

— Видоки мои подтвердили, что эта женщина была на моем дворе и спрятала проклятье под крыльцо! — отдуваясь от жары, прогрохотал Ретша.

— Ага, только брешут они, как сивы мерины! — хмыкнул Позвизд, наматывая на палец свою бороденку.

— Ну, мало ли, запамятовали мелочи, главное-то сказали!

— Что ты им велел, то и сказали.

«Интересно, с чего это вдруг тесть княжеский защищать меня вздумал?» — задумалась Фрося.

— Значит, любая девка безродная может обиду боярину учинить?! Где это видано?! — заголосил Ретша.

— Дочь твоя, от рабыни прижитая, мнит о себе много. На супругу князя Давыда напраслину возводит, — скривился Позвизд.

Бояре все больше распалялись, не обращая внимания на сидевшего рядом князя Владимира. И скорее всего, суд закончился бы дракой, если бы не с грохотом распахнувшаяся дверь.

Все разом замолкли и повернули головы. В гридницу вошел Жирослав Ретшевич. Надменная улыбочка на пол-лица, походка легкая, непринужденная. Увидел высокое собрание, бровь левую приподнял, поклонился князю.

— Здрав будь, княже, радуйтесь, высокие бояре! Эка вы еще толще стали за этот месяц!

— Пошел вон, отрок, — процедил чернобородый любитель княжих жен.

— И тебе не хворать, Богдан, — усмехнулся в ответ дружинник.

— Жирослав, ты что не видишь, суд княжеский идет, негоже врываться, — процедил Ретша.