— А тем, что за два месяца умудрилась слуг разогнать, что мне годами служили, да дома всё переиначить. Рубаху без её помощи и ту не знал, где взять!

Отец Никон вздохнул и посмотрел на своего подопечного сочувственным взглядом. В небесно-голубых глазах плескалась тревога и сомнение в собственных действиях. Тем не менее он спокойно и отстраненно спросил:

— То есть, по-твоему, она должна была полюбовницу твою под одной крышей терпеть и в грязи да копоти жить? Ты уж определись, кто тебе в жены нужен: княгиня или подмётка. Сейчас лучше ртом воздух не глотай, в бане попарься да отоспись с дороги. А завтра на дом и двор посмотри, казну посчитай да с женой спокойно поговори, после уже и выводы делай. И вот ещё: пока тебя в Муроме не было, над ней князь Владимир суд учинил, вряд ли тебе Жирослав рассказал, так что поспрашивай супружницу свою, думаю, много интересного услышишь. А пока доброй ночи, мне еще завтра в Борисоглебск к заутренней успеть надо, — Игумен поднялся и проследовал к выходу, но у самой двери остановился и обернулся к князю. — Подумай, Давид, хорошо. Ведь если тебе Ефросинья как жена негожа, то я вмиг отправлю её туда, откуда она прибыла.

Священник ушёл, а сотник ещё долго сидел, раздумывая над странными словами.

Розовый солнечный луч преломился через нехитрый витраж и разлетелся, освещая одрину. Следом ворвался пропитанный озоном холодный воздух. Фрося тут же завернулась в одеяло, как в кокон. Давид, деливший с ней ложе, сразу замёрз и проснулся, закинул руки за голову рассматривая покои, в которых жил последние лет двадцать. Сейчас они изменилась до неузнаваемости. Вместо круглых брёвен, забитых паклей белые стены, изрисованные полевыми травами. Вместо досок коричневый блестящий пол, на который кинут тканый ковёр, кои делают степные мастерицы. Две двери, одна в мыльню, а вторая в комнату, где как он вчера узнал, вместе с пучками пахучих трав хранилась одежда, ткани и меха. Стол, а не нём крынка с цветами. Маленькая печь с трубой, полка с книгами, наподобие той, что стоит у отца Никона. Новое окно со стеклом и множество светильников.

Комната выглядела обжитой и уютной. Давиду сразу вспомнилось тепло лесной избушки. Печь с красными цветами, пол, устланный камнями, и хрустящее льняное бельё на постели. Сотник скосил глаза на своё ложе. Точно. Мягкая перина, поверх застелена куском ткани, сшитым из двух полотнищ, в изголовьях маленькие, дивно пахнущие лугом перины, «подушки» всплыло смешное слово, одеяло, словно щит, убрано в чехол. Спать на таком да после бани — одно удовольствие.