— Матушка — сударыня, позволь преподнести тебе подарок. В знак благодарности и как символ дружбы.

Ефросинья кивнула и одарила купца легкой улыбкой, вспоминая, как пару лет назад они удачно помогли друг другу. Однако стоило ей открыть ларец, как улыбка тут же сошла с её лица, а сердце замерло.

Из влажного песка проклёвывались пять зелёных ростков: плотных, плоских, заостряющихся кверху. Эти побеги она не могла бы спутать, даже если бы очень захотела. Не удержалась и смахнула пальцами песок с одного из растений, тут же наткнувшись на шероховатую коричневую луковицу. Перед ней были тюльпаны.

Купец нахмурился, глядя на то, как побелела княгиня, на то, как очертились её скулы. Не такой реакции он ждал на свой подарок и теперь судорожно мял войлочную шапку в руках, не зная, куда деться от пристального взгляда, выискивающего у него что-то на лице.

— Тебя кто-то надоумил сделать этот дар? — спросила Ефросинья вроде спокойно, но стеклянный звон в голосе скрыть не удалось.

Михал вновь поклонился, медленно, спокойно, с достоинством, понимая, что сейчас от его ответа зависит гораздо больше, чем право торговать в Муроме.

— Сударыня, — начал он, — в свой прошлый приезд сюда я слышал рассказ одного из воинов, о том, что в доме твоём девичьем была печь, изрисованная красными цветами, похожими на мак, не успевший раскрыться. Подивился я тогда искусству твоему, да и позабыл до поры до времени. Удачно расторговавшись, я решил посетить далекую и удивительную Персию. На вырученные деньги купил пушнины, мёд и отправился вниз по Волге. Через много месяцев прибыл в богатую и дивную страну, в которой не бывает зимы.

В несколько дней распродал всё добро, купил шелка, специи, листы красные[2] и отправился домой. Вот тогда-то, на обратном пути, я и увидел поле, усеянное цветами невероятной красоты. И вспомнил о тебе, княгиня. А потом одинокий пастух, что следил за отарой, сказал, что цветы называются тюрьпаны, и поведал мне легенду своего народа. Говорят, что когда-то давным-давно, их царь Фархад влюбился в простую, но прекрасную девушку Ширин. Еще говорят, она была предназначена ему самим Господом. Супруги были счастливы вместе, но счастье их длилось недолго. Поданные окружили их сетями из зависти, лжи и сплетен.

Голос его набрал силу и теперь был хорошо слышен на всю площадь. Шепотки и пересуды стихли. Каждому было интересно послушать, какую быль привез купец из далекой страны. Михал же продолжил:

— В один, сокрытый тучами день царя обманули, сообщив, что его любимая погибла, и предложили другую жену. Но лишь услышав о смерти своей суженой, правитель направил своего коня со скалы и разбился. Там, где упали капли его крови, тут же распустились алые бутоны, а где слезы Ширин, оплакивавшей своего мужа, — белые. С тех пор везде, где растут тюрьпаны, люди помнят, что нельзя идти против человеческой любви и божественной воли.