Серебристая сова кричит над нашими головами. И это звучит как одобрение. Даже Сабина не просит меня остановиться.

Я возвышаюсь над мамой. Она отползает назад, держась за ногу.

– Убив меня, ты не вернешь Бастьена к жизни, – говорит она. – Ты никогда не узнаешь, сколько упорства для этого нужно.

– Я не собираюсь убивать тебя, – уверенно и спокойно говорю я. – А заберу у тебя все кости благодати, что ты носишь, и брошу их в бездну. Чтобы у тебя больше никогда не появилось возможности причинить кому-то боль.

Она сглатывает, видя, как я тянусь к ее короне из черепа и позвонков.

– Стой! В этом нет необходимости, Аилесса.

Она быстро поднимается, стараясь не наступать на раненую ногу. А затем оглядывается через плечо. Черные пылинки почти развеялись. И в ее глазах мелькает паника.

– Он не пришел, – бормочет она. Тирусу все еще нужна жертва.

Я пристально смотрю на нее, надеясь, что она попытается атаковать меня, чтобы отправить через Врата.

Но мама внезапно переводит взгляд мне за спину и ахает.

– Отпусти Сабину немедленно!

Мое сердце едва не выпрыгивает из груди. Я оборачиваюсь назад. Но Каз не угрожает Сабине.

Она все так же крепко удерживает его, выглядя такой же растерянной, как и я.

Резкий рывок в районе кармана моего платья вынуждает вновь обернуться к маме. И она тут же хватает меня за плечи.

– Нет!

Она отталкивает меня назад на несколько метров… но не к Вратам, а от них. Я падаю спиной на мост. Плечо пульсирует от боли, но мне удается поднять голову и приготовиться к новой атаке. Вот только мама не двигается. Лишь сжимает флейту в руках.

– Прости меня, Аилесса.

Ее черные глаза светятся раскаянием, но на лице не отражается ни единой эмоции. Она бросает мешочек с моими костями благодати и торопливо шагает вперед, несмотря на раненую ногу. Обходит Бастьена и устремляется к последним клубящимся пылинкам Врат Тируса.

У меня перехватывает дыхание.

– Мама, нет!