– Но…

Аилесса переводит взгляд на Бастьена и падает на землю, всхлипывая от новой боли.

– Мама убила его, когда узнала, что он не мой… – Она закрывает лицо руками, отказываясь произносить «amouré».

Неужели она обвиняет меня в смерти Бастьена? Все в груди сжимается от этого предательства.

– Ты даже не представляешь, сколько мне пришлось пережить, чтобы… – я закрываю рот, пытаясь побороть всплеск эмоций. – Все это время я думала только о твоем спасении. С той самой ночи, как тебя похитили. И я не знала, что между вами все изменилось.

Она поднимает лицо и смотрит на меня покрасневшими глазами.

– Конечно же ты не знала, Сабина. Прости. В случившемся нет твоей вины.

Это не совсем так, хотя я никогда не желала причинить ей боль.

– Я знаю, что ты пыталась спасти меня, – продолжает Аилесса. – И даже… видела тебя. – Она морщит лоб. – Это больше напоминало сон. Ты подарила мне надежду, когда я больше всего в этом нуждалась.

Ее губы подрагивают от улыбки. Она едва заметна и быстро исчезает, но зато искренняя и благодарная. И от этого тяжесть в груди уменьшается.

Каз делает глубокий вдох, словно собирается что-то сказать, но я еще ближе прижимаю клинок к его шее.

Я не знаю, что мне с ним делать. Если отпущу его, то Аилессе потом придется выслеживать его.

– Я понимаю, что сейчас тебе не до этого, – осторожно начинаю я. – Но мы должны решить, что делать с Казом… Казимиром, – поправляюсь я. Мне не хочется, чтобы Аилесса подумала, что нас что-то связывает. – У меня есть твой ритуальный нож, – добавляю я.

Вена на горле Каза начинает пульсировать сильнее у костяного лезвия. Он хватается за рукоять, чтобы отодвинуть нож от горла, но я намного сильнее.

Вот только Аилесса меня не слушает. Она смотрит на ожерелье, украшающее мое плечо. Ее ожерелье. И кулон из кости золотого шакала внезапно ощущается неподъемным грузом.

– Ты завершила свой обряд посвящения? – спрашивает она.

На ее лице отражается разочарование. Неужели она завидует? Она никогда не завидовала мне.

– Ты убила своего amouré?