— Как в жизни, — согласился я. — Давай, не дёргайся попусту. Всё уладим.

Я похлопал её по ладони. Пальцы тоже были распухшие и красные, словно она окунула руку в слишком горячую воду.

— Тебе не больно? — спросил я, вставая.

— Ни капельки! — ответила Наська так быстро, что стало ясно — врёт.

…За дверью Дарина перестала держаться. Упёрлась лбом в стену, ударила в неё кулаками — беззвучно, но посыпалась штукатурка. Тихо-тихо заныла.

— Мать — это так страшно? — прошептал я.

— Она совсем другая станет… даже хранитель немножко человек… мать очень добрая, её все любят… — Дарина всхлипнула… — но она как… как робот. Словно запрограммирована всех любить и всем управлять… не человек… Наська самая живая из всех, она почти обычная, ну почему у неё этот потенциал, это нечестно…

— Я пойду в Раменки, — сказал я. — Я их переспорю. Обязательно.

Дарина оторвалась от стены, вытерла слёзы.

— Давай. Не медли, ладно? Гнездо что-то волнуется…

— Конечно, — ответил я. Голос Гнезда и впрямь сделался сильным и тревожным. — Наверное, наше состояние чувствует.

Мы спустились в вестибюль.

И застыли.

Возле дверей кучкой стояли раменские волонтёры — четыре жницы, две стражи. Напротив, такой же маленькой группой, куколки Гнезда.

Куколки держали автоматы. И стволы были направлены на чужих Изменённых!

— Что происходит? — выкрикнула Дарина так громко, что её голос прокатился по всему вестибюлю, где обычно глохли все звуки.

Же — да, кажется, это была Же — повернулась к нам.

— Очень хорошо, что вы пришли, хранитель. Мы уходим.

— Вы обещали быть до полуночи! — Дарина сжала кулаки.