— Арианна, — обратилась невеста к юной подруге, — порадуй наши сердца песней.

— С радостью.

Девушка в платье лунного серебра с длинными рукавами, скользящими позади крыльями гордой птицы, торжественно выплыла из-за стола. Устроившись на резном пуфе с золотистыми ножками возле позолоченной арфы, Арианна тронула прозрачные струны и хрустально-чистая мелодия растекалась ароматами летних садов. Арианна запела на агаль и давно забытый, первородный язык покатился под высокими сводами светлой памятью.

Эльфы тысячелетия не говорили на агаль, но были среди живущих те, кто помнил песни и стихи на потерянном, канувший в бездну языке, что так редко теперь звучал под звездами и луной. Менестрели и поэты частенько не вникали в перевод, лишь воспроизводили утраченное на слух, удивляя волшебной красотой величественных переливов, звучащих, как льющийся в свете солнца медовый нектар.

Гостей заворожило. Неясные слова обретали краски и уплотнялись. Серебристые тени великих эпох обретали вторую, покрытую славой, жизнь; убранство гостиной таяло в сгустившемся тумане и грезы оживали на глазах.

Вокруг разрастались тысячелетние дубы. Из плоти земли появлялись могучие хребты и бесснежные отвесы узорных скал. Громадные волны несли царственные корабли. Из дымных завес складывались башни и дворцы; белые города разрастались в лесных чащах и на утесах, застывших над обрывами бездн. Даль зыбилась в туманной тишине под светом никогда не гаснущих звезд. Седые горные изломы облекали тихий блаженный край неприступными кольцами. Легкие игривые ветра дышали ароматами цветущих роз и гиацинтов.

В сумраке нездешних теней скользила наездница, и ткань ее платья спадала складками, окутывая фигуру так, что ее очертания представлялись колышущимися сполохами чистого света. Безмятежная, прекрасная, незнающая горя и печалей, та, о красоте которой рыдали лютни менестрелей всего мира, и в честь которой слагали бессмертные оды о всех языках от края до края Триона — леди Норвен, дочь короля.

А потом картины рвались, растворяясь каплями дождя. И голос Арианны создавал новые причудливые видения, красочнее и живее самых изощренных и фантастических грез. Грозные махины гор обнимали клыкастыми стенами извилистую тайную тропу, вьющуюся по чернеющим костям холодной тверди. Под свинцовым небом, плюющимся снежной крупой, в одиночестве и отчаянии, с войны возвращался Астэр — воин короля, растоптанный, потерянный, утративший надежду…

— В жизни не слышал ничего прекраснее, — растроганно молвил Левеандил. На его ресницах блестели капли.