— Почему? — девушка тронула мужчину за локоть. — Почему тебе все равно? Ты ведь молод, здоров. Жить и жить…

Она беспомощно замолчала, потому что понимала, насколько глупо звучат её слова. Глупо и неискренне. Ну, по сути — ради чего ему жить? Чтобы отчитывать покойников? Потрошить трупы? День за днем, вернее, ночь за ночью. С ума сойти, радость.

— Мне впервые спокойно, Лесана, — ответил он. — Вот тут, — Тамир легонько постучал ладонью по груди, — тишина будто. Нет боли. Ничего нет. Так хорошо…

Обережница потрясенно замолчала.

…С этого их разговора прошло чуть больше суток, когда навстречу обозу с лесной тропинки выехал мужчина верхом на гнедой кобылке. Незнакомец так радостно замахал торговому поезду руками, что Лесана, напрягшаяся уже, и на всякий случай изготовившаяся к схватке, слегка расслабилась.

— Стойте! Стойте! — незнакомец направил лошадь вперед. — Целитель есть при обозе?

Девушка, наконец, смогла разглядеть его — средних лет, в волосах и бороде — седина. Одет добротно, да и кобылка ухоженная, лоснящаяся, только уставшая, дышит тяжело — бока крутые так и раздуваются.

— Ты чьих будешь? — удивилась обережница. — Откуда тут взялся?

— Из Дальних Враг я. Щуром кличут. На большак на удачу вышел, надеялся обоз какой перехватить…

— Зачем тебе, Щур, обоз? — спросила девушка, незаметно оглядываясь.

Лес был спокоен — пели птицы, ветер гулял в кронах и между деревьев не мелькали звериные тени. Вроде не засидка, но кто знает?

Спиной Лесана почувствовала, как Тамир, ехавший в возке, тоже подобрался.

Впрочем, Щур не заметил настороженности обережников, он торопливо рассказывал:

— Беда у нас. Детская ржа пришла в деревню. Вчера сразу четверо ребятишек померли. Больше дюжины хворают, другие готовятся захворать. Знахарка наша отварами их пользует, барсучьим салом с медом растирает, да все без толку…

В это самое время с хвоста обоза прибежал запыхавшийся грузный мужик в летах. Обережники везли его оказией из Семилова в Славуть. Звали мужика Тропом, был он словоохотлив и добродушен, а нравом, как и телом, мягок.

— Щур, ты что ли? — с недоверием воскликнул Троп и тут же повернулся к Лесане. — То ж братанич мой!

Щур и сам оказался удивлен не меньше Тропа. Сперва только глядел изумленно, а потом торопливо спешился и крепко обнял дядьку.

— Отчего сороку не отослали сторожевикам? — сухо и враждебно спросила обережница. — Тебя спрашиваю. Как допустили такое?

Мужик оторвал от себя причитающего сродника и зло рявкнул, глядя на собеседницу снизу вверх:

— Ты меня не лай! Нашлась тоже! Отсылали мы сороку. Ни слуху, ни духу седмицу уже! Думаешь, от хорошей жизни я на большак попёрся?