С удивлением девушка поняла, что Щур не только устал и напуган, но и едва сдерживает слезы.
— Ну, ну, — смягчилась Лесана. — Уймись.
— Уняться? — мужик поспешно обтер лицо ладонью. — Из тех четверых — моих двое.
Троп охнул, всколыхнувшись всем своим дородством, и запричитал ещё пуще:
— Хранители светлые, горе-то… горе-то…
— Далеко до твоей деревни? — спросила обережница.
— Семь вёрст, — глухо ответил Щур. — Может, побольше, может, поменьше.
— Едем.
И девушка махнула рукой, поворачивая обоз с большака на проселочный путь.
— Отчего в соседней веси не попросили птицу? — снова обратилась Лесана к Щуру. — У вас же тут Юхровка под боком.
Мужчина в ответ лишь горько усмехнулся:
— Попросили. Только староста юхровский руками развел, мол, ещё пождите — боязно-де вторую птицу потерять. Потерпите, авось приедут.
— Вон оно что, — протянула Лесана. — Боязно, значит? Что не поделили вы с юхровскими?
Щур поглядел на обережницу с уважением. Сперва его смутила девка — вой, но теперь он присматривался к ней и против воли проникался почтением.
— Невесту, что же ещё? Невеста та — ныне уж баба с детьми, да и у юхровского головы скоро внуки пойдут, только злая обида у мужика стрелой в сердце засела. Памятлив он на недоброе. А уж как старостой выбрали…
Лесана кивнула. Знавала она таких. Обидчивых. Приклеятся, как смола, со своей досадой, всю душу вымотают. Вспомнить хоть Мируту — дурака пьяного.
…Веси достигли через несколько оборотов.
Солнце уже клонилось к закату, когда торговый поезд, заметно растянувшийся на узкой дороге, выехал к крепкому тыну. Тамир, который ещё на большаке перебрался в последнюю телегу обоза, чтобы следить за лесом, наконец-то перевел дух. Лесана тоже заметно расслабилась. Добрались без приключений и то ладно.
Деревня встретила нежданных гостей скорбной тишиной. Люди, высыпавшие из домов, были невеселы — своей беды с лихвой, а тут ещё приезжих несколько телег. Всех разместить, накормить — до того ли, когда в каждой избе хворают ребята. Обережница по лицам читала все эти нехитрые мысли.
— На улице заночуем, — сказала она купцам. — Нам не впервой. А людям проще. Тамир, ты…