Однако бегство от любых контактов с человеком, к которому её всё сильнее тянуло, вызывало ещё менее приятный букет эмоций. Ведь это бегство означало сразу две вещи, которые она категорически не желала перед собой признавать. Во-первых — что её чувства настолько сильны, что она боится потерять из-за них голову. Во-вторых — что её фанатичная преданность проекту и решимость совершить рейс в один конец, билет на который она приобрела уже давно, не так уж непоколебимы, если подвергнуть их серьёзным испытаниям. Это означало, что в сокровенной глубине её души, в лучших традициях презираемых ею мыльных опер и ток-шоу, живёт тяга к простому женскому счастью, способная пересилить тягу к звёздам. А всё то, что она привыкла считать смыслом своей жизни и признаком собственной уникальности — лишь заполняло пустоту, предназначенную для простого и вечного.

Не в силах признать этого, она перестала бегать от Рикардо. Убедила себя, что отношения, которым заведомо отмерен судьбой известный промежуток времени, могут быть более свободными, честными и искренними, чем те, что развиваются в тени претенциозных клятв о вечной любви. Внушила себе, что способна просто наслаждаться этой связью столько, сколько она продлится, а затем — легко распрощаться и отпустить вместе со всем остальным, что держит её на этой планете.

Правдой это было или самообманом — но она снова была здесь, с ним.

— Остаться здесь? — переспросила Саша задумчиво, посмотрев на пушистые белые облака, похожие на сахарную вату. — Да, я представляла себе это.

— Правда? — удивился бразилец, не ожидавший такого ответа.

Тёрнер кивнула, не став добавлять, что особенно часто она представляла себе этот сценарий глядя на безбрежную грусть в глазах Доминика Купера в те моменты, когда учёный внезапно осознавал, что проект, его детище — его переживёт.

— Разве это сложно представить? Ещё пять, семь или десять лет я буду самозабвенно работать над тем, чтобы экспедиция стала возможной. А затем — сорок лет буду с замиранием сердца отслеживать сигналы с корабля, который построила практически своими руками, переживать за членов его команды и их миссию. Буду стареть, седеть, сморщиваться, впадать в маразм, нянчить внуков и внучек. А затем я вдруг узнаю, что корабль прибыл на место. Уверюсь, что новый мир, который был моей страстью, целью и смыслом моей жизни — действительно существует. Что он даже более удивителен и прекрасен, чем я могла себе представить. Что добраться до него — действительно реально, и кто-то таки сделал это. Тогда я, старая кляча, наконец пойму, что ничего не хочу так же сильно, как оказаться там с ними. И до конца жизни буду делиться со всеми, кто будет готов меня слушать, нытьём о потерянной мечте.