Она и вправду голодна.

Голод страшен.

А Ежи слаб. Уже не маг, еще не ведьмак… и там, в хижине, они тоже не справятся.

— Умный ведьмачок, — захихикала тварь. — Но не бойся, мне всего капелюшечку, глоточек один… мне…

Боль была острой.

Клыки твари пробили кожу, и шершавый язык скользнул по ранам. Она сделала глоток, и второй, и… сила покидала тело Ежи. А холод мешал шевельнуться. Он понимал, что должен или руку убрать, или сделать хоть что-то, да только онемел.

…тварь.

…обманула…

…и кажется, эта ночь все-таки будет последней в его, Ежи, жизни. Он не испугался, ничуть. Просто… жаль.

…и ведьму бы поцеловал снова.

Не только…

Протяжный утробный вой заставил Ежи вздрогнуть и почти избавил от оков оцепенения, да только не совсем. Правда, в следующее мгновенье взвыла уже сама тварь, отстраняясь.

Она поднялась над Ежи, опираясь на могучем змеином хвосте, и рухнула, закружилась, затряслась, норовя скинуть рыжего зверя, вцепившегося в этот хвост. А тот орал, выл и драл тварь когтями, забираясь все выше и выше…

— Убери! — завизжал Страж тоненько, и этот голос все-таки помог Ежи очнуться.

Покачнуться.

Осесть в яму, прижав руку к животу. Рука почти и не ощущалась, а в теле была такая слабость, что, кажется, из ямы он не вылезет.

— Убери его!

Зверь уже вскарабкался на тощие плечи и, впившись в них когтями, оставлял на белесой коже глубокие раны. Из ран текла кровь, темная, что болотная вода.

— Убери!

— Почему я должен? — спросил Ежи, силясь справитсья с головокружением. — Ты меня чуть не сожрал.