Быстро изменившийся в лице Шейн ненамеренно показал все свои эмоции. Он знал Гоффмана довольно хорошо, точнее, ему был известен этот персонаж, ведь в будущем он должен был стать главным помощником следующей королевы.

— Гоффман, — позвал Шейн, поворачиваясь всем телом к мужчине, — Вы служите дому Милошей всю свою жизнь?

Дворецкий был порядком удивлен. Он ожидал услышать многое в качестве первого обращения, но не такой странный вопрос.

— Все вено.

Шейн недоверчиво нахмурился и спросил:

— И не собираетесь их покидать?

Гоффман улыбнулся. Пусть даже он и не знал, почему Шейн спрашивал что-то подобное, ответ на этот вопрос у него уже был.

— До тех пор, пока этот род существует, — мужчина приложил руку к своей груди, — до тех пор пока я жив и живы мои господа, я не покину этого места.

Шейн был не столько удивлен, сколько взволнован. Если Гоффман не собирался покидать Милошей, каким же образом в оригинальной истории он оказался на стороне наследной принцессы? Что же произошло с ним и с домом Милошей?

Пока Шейн изучал дворецкого и обдумывал его ответ, сам дворецкий изучал юношу. Телосложение Шейна, его тембр голоса, поведение — все это позволяло создать единую картину о человеке.

«Почему у этого юноши, — задумался Гоффман, — такой взгляд, будто бы он меня знает? Это ведь невозможно, верно?»

— Уже познакомились? — прозвучал голос из-за спины. Джуро, все это время сохранявший дистанцию, намеренно подошел ближе. В его руке находился опустошенный кувшин из-под воды. — Прошу любить и жаловать.

Шейн и Гоффман как-то натянуто улыбнулись. Эта их реакция была скорее ответом на такое добродушное обращение хозяина дома.

— А теперь, — вновь заговорил Джуро, передавая кувшин в руки слуги, — Шейн, пошли. Нам еще предстоит сделать из тебя сильного мага, чтобы ты достиг своей цели.

Шейн кивнул и послушно последовал за Джуро. Гоффман же, заинтересованный последней фразой, обернулся следом за господином и спросил:

— Могу я уточнить, какова же ваша цель?

Шейн остановился. Чтобы ответить на этот вопрос ему пришлось вновь повернуться к дворецкому и посмотреть ему в глаза. Уверенным ровным тоном Шейн произнес:

— Свобода.

Гоффман остался в легком недоумении. Наблюдая за двумя удалявшимися фигурами, он раз за разом прокручивал ответ Шейна в своей голове.