В его глазах застыло разочарование, подлинное и пугающее. Мой отец верил в Лейе, заботился о нем. И теперь он не оставит предательство безнаказанным.

– Я ничего не понимаю, отец. Это не имеет ко мне никакого отношения…

На мгновение в его взгляде мелькает грусть, но уже в следующее ярость берет верх.

– К тебе это не имеет никакого отношения? Неужели ты всерьез думаешь, что я в это поверю?

Первая пощечина застает меня врасплох. Всхлип застревает у меня в горле. Следующий удар уже злит меня. Я держу голову опущенной, скрывая лицо за волосами. Я просто обязана вытащить нас из этой передряги. Поэтому сосредотачиваюсь на дыхании и погружаюсь в себя. Ищу неуловимое щупальце магии, за которое можно ухватиться, и различаю тихий, но постепенно нарастающий гул. Должно быть, это возвращаются мои способности. Я снова обвожу взглядом окружающее пространство, запечатлевая в памяти положение каждого. Сколько стражников и священников я смогу убить за один раз?

– Позволь еще раз спросить, что вы с этим предателем замышляли? – холодно интересуется отец.

Я отказываюсь издавать хоть звук, фокусируясь на своем дыхании и потоках энергии вокруг. Этого недостаточно. Мне нужно больше времени.

– Приведите его в чувство, – приказывает отец.

Священники по обе стороны шестов орудуют веревками на шкивах, опуская вниз пребывающего без сознания Лейе. Его лицо разукрашено синяками, торс пересекают рубцы от ударов хлыста. Кровавый след просачивается через штаны и капает, смешиваясь с темно-малиновым пятном на земле.

Лейе окатывают водой из ведра. Он задыхается. Кашляет. Кое-как поднимает голову. Первое, что он делает, когда видит меня – ухмыляется во весь свой изуродованный кровоточащий рот, и я как наяву слышу его слова: «Я в порядке». Он слегка качает головой. «Ничего ему не говори».

Из руки отца вылетает огненный шлейф. Выражение лица Лейе красноречиво свидетельствует, что он готов быть принесенным в жертву. А я собираю всю свою волю в кулак.

Отец шагает к Лейе. Я так и продолжаю молчать.

– Ну ладно! – Отец протягивает руку, пламя все усиливается, обжигая обнаженную кожу Лейе. Парень начинает кричать.

– Остановись! – кричу я, не в силах на это смотреть. Мне ненавистна его боль. – Пожалуйста, прекрати!

Пламя исчезает, и священники снова обливают Лейе водой. Он выглядит еле живым, кожа на правой руке красная и покрыта волдырями. Однажды он пометил меня своим огнем, исцеляющим огнем, но все же огнем. Теперь, благодаря мне, у него есть своя метка.

Отец свирепо смотрит на меня.