В два сорок пять Фей и Джинджер возвращались в мотельном фургоне из Элко. Зелено-коричневая машина следовала за ними до съезда с восьмидесятой. Джинджер не сомневалась, что преследователи свернут на парковку мотеля, но они остановились в сотне футов от «Транквилити», под косым снегопадом.

Фей поставила машину перед входом в конторку мотеля. Доминик и Эрни вышли, чтобы помочь им выгрузить покупки, сделанные в Элко: лыжные костюмы и маски, ботинки, термоперчатки для тех, у кого их не было (свой размер каждый назвал накануне вечером), два полуавтоматических дробовика двадцатого калибра, патроны для дробовиков и другого оружия, рюкзаки, фонарики, два компаса, маленькая ацетиленовая горелка, два баллончика с газом и еще всякие мелочи.

Эрни обнял Фей, а Доминик — Джинджер. Оба одновременно сказали:

— Я беспокоился.

Джинджер услышала, как она отвечает одновременно с Фей:

— И я беспокоилась.

Эрни и Фей поцеловались. Доминик, со снежинками на бровях и бисеринками воды на ресницах, наклонился к Джинджер, и они тоже поцеловались: нежный, теплый, долгий поцелуй. Почему-то вдруг оба сочли это таким же правильным, как Эрни и Фей, муж и жена. И все, что чувствовала Джинджер по отношению к Доминику после приезда в Элко два дня назад, тоже стало правильным.

Когда вещи выгрузили из фургона и перенесли в жилище Блоков, все десять членов «семьи „Транквилити“» собрались в кафе. Джек, Эрни, Доминик, Нед и Фей пришли с оружием.

Пододвинув несколько стульев к столу, за которым Доминик и Брендан вчера проверяли свои способности, Джинджер заметила, что священник посматривает на оружие со смесью неудовольствия и страха и выглядит менее оптимистичным, чем вчера, когда обнаружил в себе удивительный дар и пришел в прекрасное настроение.

— Ночью ничего не снилось, — объяснил он, когда она спросила о причине его дурного настроения. — Ни золотого света, ни зовущих меня голосов. Знаете, Джинджер, я все время говорил себе, что не верю, будто меня позвал сюда Бог. Но в глубине души я все же верил. Отец Вайкезик был прав: где-то там, в сердце, вера сохранялась. В последнее время я приближался к признанию Бога. И не только к признанию: Он снова стал мне нужен. А теперь нет сновидений, нет золотого света… словно Бог меня оставил.

— Вы ошибаетесь, — сказала Джинджер, беря его за руку, как будто она могла, словно осмосом, вытянуть из него горечь, поднять настроение. — Если вы верите в Бога, он никогда вас не бросает. Верно? Вы можете бросить Бога, но не наоборот. Он всегда прощает, всегда любит. Разве не это вы говорите прихожанам?