Наконец после кошмарного приключения в Монтерее и сумасшедших перелетов Паркер вошел в дверь скромного, но чистого здания, служившего терминалом и офисом аэропорта. По идее он должен был чувствовать себя как выжатый лимон. Но как ни странно, его переполняла кипучая энергия, требовавшая решительных действий. Он представлял себя быком, в ярости несущимся по полю, чтобы задать жару лисе, пугающей стадо.
Он нашел два таксофона, из которых работал только один, набрал номер «Транквилити», но телефоны мотеля не работали. Конечно, буря могла оборвать провода, но Паркер подозревал, что дело в другом, и забеспокоился. Он должен был добраться туда как можно скорее.
Всего за две минуты он узнал, что прокатной компании в аэропорту нет, а такси в городе всего три штуки, но сейчас, во время бури, все заняты, и ему придется ждать не менее полутора часов. Окинув взглядом терминал, он увидел двух человек со своего рейса и нескольких других, явно прилетевших на частном самолете перед самым закрытием аэропорта, подошел к одному, другому, третьему — безуспешно. В какой-то момент Паркер столкнулся с почтенным седовласым человеком, взволнованным не меньше его самого. Под распахнутым пальто виднелась сутана католического священника.
— Извините меня, пожалуйста, — сказал он Паркеру, — я священник, у меня срочное дело, вопрос жизни и смерти, мне непременно нужно попасть в мотель «Транквилити». У вас нет машины?
Доминик Корвейсис, натянутый как струна, сидел в машине Сарверов. Справа от него находилась пассажирская дверца, слева сидела Джинджер Вайс; он щурился, вглядываясь через лобовое стекло в снегопад, такой сильный, что казалось, будто они едут через бессчетное число белых марлевых занавесов. Доминик сверлил их взглядом так, словно за каждым его ждало какое-то невероятное откровение. Но когда очередной занавес расходился перед ними без всякого сопротивления, за ним оказывалось бесконечное число новых, раздувающихся, трепещущих, порхающих.
Спустя какое-то время Доминик понял, чего ожидает с таким напряжением: повторения вспышки, которая заставила его упасть на снег, когда он вышел из «Транквилити». Реактивные самолеты… Что случилось после того, как над ними пролетел третий, заставив его в ужасе упасть на землю?
Летящие снежинки превращали зимний день в гобелен, сотканный из миллионов идущих вкривь и вкось белых нитей, но в лощине не становилось светлее. Снежная буря принесла темно-серый мрак на землю за три четверти часа до окончания светового дня. Корявые зубчатые скалы и порой тополя неожиданно возникали из полутьмы, как доисторические животные — из первобытного тумана, каждый раз пугая своим появлением. Однако Доминик понимал, почему Джек пока не решается включать фары. Хотя снег и крутые стены лощины, в которой они находились, надежно скрывали их, но падающие мегатриллионы кристалликов льда отражали бы свет фар и направляли вверх: наблюдатели внизу наверняка заметили бы это свечение.