Внезапно Том смолк и поднял голову. После секундного молчания выдернул игольник из кобуры.

Звук, или это игра воображения?

Он бесшумно откатился от костра и присел в тени, вглядываясь в ночь и, словно дельфин, стараясь услышать очертания вещей.

Пригнувшись, как разведчик, от укрытия к укрытию, Том медленно описал круг по заваленному обломками пляжу.

– Баркимклеф аннатан п’кленно. В’хуумпинф?

Том нырнул за кусок корпуса и перекатился подальше. Дыша открытым ртом, чтобы не шуметь, вслушивался.

– В’хуумин кен’туут фф?

Голос резонировал, словно в металлической полости… из-под большого куска обшивки. Выживший? Кто бы мог подумать!

Том позвал:

– Биркеч’клеф. В’хуман идес’к. В’Теннан’клеф фф?

Подождал. Когда голос из тьмы ответил, Том вскочил и побежал.

– Идатесс. В’Теннан’клеф.

Снова нырнув, он оказался за другим куском стали, пополз по-пластунски, быстро выглянул из-за края переборки. И нацелил оружие прямо в глаза на большом рептилоидном лице всего в метре от себя. Лицо кривилось в тусклом свете звёзд.

Том лишь однажды видел теннанинцев, а в школе на Калферхеннлинне неделю их изучал. Существо было полураздавлено массивной изогнутой металлической плитой. По выражению его лица было понятно – агония. Верхние конечности и спину переломил кусок обшивки.

– В’хуумин т’баррачит па…

Том адаптировался к диалекту, на котором говорил чужой, версии галактик-шесть.

– не убил бы тебя, землянин, даже если бы мог. Хочу лишь убедить тебя поговорить со мной и ненадолго отвлечь.

Том сунул игольник обратно и придвинулся так, чтобы сесть по-турецки перед пилотом.

Выслушать чужого будет просто вежливо – и быть готовым избавить его от мучений, если он попросит об услуге.

– Печалюсь, что не могу помочь тебе, – ответил Том на галактик-шесть. – Пусть ты и враг, я никогда не был тем, кто считал теннанинцев абсолютным злом.