– А если нет, то он сильно об этом пожалеет! – рявкнул Лео, вырывая у нее локоть.

Прошли те времена, когда он во всем уступал своей матери. Когда он уступал хоть кому-нибудь! Мысль о том, чтобы вновь оказаться в седле, вести людей в сражение, снова стать Молодым Львом – кто бы ни был враг, – принесла ему прилив возбуждения. Он свирепо взглянул через стол на Шудру и его богобоязненных подпевал.

– Любой, кто станет угрожать стабильности Союза, пожалеет об этом. Любой. Снаружи или изнутри. Вы понимаете, что я имею в виду?

Шудра склонил голову:

– Ваша светлость изложили свою мысль более чем ясно.

– Я солдат, – буркнул Лео, поудобнее берясь за нож, – и я люблю говорить прямо и откровенно.

– Вот и я тоже. – Заговорившая (как ее там, Мозолия, кажется?), высокая женщина с мощными плечами, мрачно взирала на Лео из-под густых, черных с проседью бровей. – И если говорить откровенно, то нам кажется, что величайшая угроза стабильности Союза в настоящий момент исходит от его бывшего монарха.

Лео застыл. И почувствовал, как Савин застыла рядом с ним.

– Многие люди до сих пор чувствуют себя обязанными королю Орсо. Он всегда будет средоточием недовольства.

Лео медленно проглотил кусок, медленно положил нож, медленно подался вперед, глядя прямо в глаза этой наглой суке.

– Я солдат. Я люблю простые решения.

В помещении воцарилась абсолютная тишина. Долгое время никто, казалось, даже не дышал. На лице Шудры застыла легкая гримаса. Филио уставился в свою тарелку. Краем глаза Лео увидел жилы, проступившие на тыльной стороне руки Савин, вцепившейся в вилку с такой же силой, с какой знаменосец держит древко знамени.

Мать Лео нервно кашлянула.

– Разумеется… мы не хотим делать ничего такого, что могло бы разжечь страсти…

– Но иногда это необходимо, – грубо оборвал ее Лео. – В конце концов, король всего лишь человек. Из того же мяса, крови и костей, что и все остальные, и уязвим для тех же вещей. Для тех же острых предметов. Для тех же падений с высоты. Право же, это не такая большая проблема, как ты думаешь.

Мозолия, удовлетворенно хмыкнув, снова вернулась к своей трапезе. Мать Лео была менее довольна.

– Лео, честное слово…

– Нет, леди Финри, мы должны быть практичными, – двигаясь со своей обычной четкостью, Савин положила приборы и мягко накрыла руку Лео своей прохладной ладонью. – Я и мой муж полностью единодушны в этом вопросе, как и во многих других. Это, конечно же, очень прискорбно, но после всего, через что нам довелось пройти, через что довелось пройти нашему народу…

Она наконец-то поглядела Лео в глаза. Ее взгляд был таким же жестким, как прежде, когда она убеждала его быть более безжалостным.