Савин скорее дала бы себя сжечь, чем стала бы извиняться за то, что спасла Орсо жизнь. Она шмыгнула носом, сделав вид, будто ее обуревают эмоции.

– Боюсь, Лео больше не станет меня слушать. Я знаю, у него есть на то причины. Но вас – вас он послушает!

– Я согласен с вами насчет Закрытого совета. И насчет того, что Союз необходимо менять к лучшему. Я согласен с вами по многим вопросам, но Лео…

– Прошу вас, Юранд!

Она не позволила своей нижней губе задрожать или глазам – наполниться слезами; это бы означало пересластить кушанье. Но она добавила в голос дрожи, самую малость. Юранд любил заботиться о других, улаживать проблемы; лучше всего он себя чувствовал, когда в нем нуждались. Поэтому Савин позволила себе показать, что нуждается в помощи:

– Мне нужна ваша помощь. Нам всем она нужна. – Она слегка сжала его предплечье. – Ради меня и ради него. – Искренне заглянула ему в глаза. – Ради наших детей. – Позволила себе быть беззащитной. – Ради нашей страны! Могу ли я быть с вами предельно откровенной? Могу ли полностью раскрыться перед вами?

Юранд явно не знал, что на это ответить.

– Я, э-э…

– Мне кажется, что мы с вами во многом похожи. Я тоже чувствую многие вещи.

Она придвинулась к нему еще ближе, сжала его руку еще крепче, заговорила еще тише, так что ему пришлось к ней наклониться.

– С некоторых пор я подозреваю, что Лео… – она поглядела ему в глаза и продолжила шепотом: – влюблен в кого-то другого. Причем давно. Я часто вспоминаю его реакцию… на то, что случилось в Сипани.

Щеки Юранда покраснели. Он попытался вырваться, но она крепко держала его руку.

– Я пришла к заключению, что это было вовсе не отвращение… Что это была… ревность.

Последовало долгое, напряженное молчание. Юранд глядел на нее во все глаза. Птицы беззаботно щебетали среди набухающих почек, пчелы жужжали вокруг кустика душистой лаванды. Откуда-то из высокого окна в дворцовой стене доносился чистый высокий голос служанки, выбивающей портьеры.

– Сомневаюсь, что он мог признаться в этом кому-нибудь, – вполголоса продолжала Савин. – Сомневаюсь, что он признается в этом даже самому себе, но… если это когда-нибудь случится… Я хочу, чтобы вы знали: я буду последним человеком, кто встанет на пути его счастья. – И еще тише, так тихо, что это прозвучало как выдох, она добавила последние два слова: – Или вашего.

Юранд сглотнул, дернув кадыком и издав горлом отчетливый булькающий звук.