Сульфур и Гарун уже дрались с такой скоростью, что Савин не успевала следить за вихрем мелькающих конечностей; звуки ударов, то глухие, то звонкие, были настолько громкими, что у нее заболели уши. Савин ощутила неприятное тянущее чувство в животе, и Гарун кувырком пролетел мимо, словно пушечное ядро, промахнувшись мимо нее не более чем на шаг, и врезался в стену с такой силой, что посыпалась штукатурка и весь зал содрогнулся.

Савин вцепилась в отцовское кресло, ощутив мощный поток воздуха, едва не затянувший ее вслед за собой. Зури белой молнией мелькнула рядом, в два немыслимых шага преодолев зал и взвившись под потолок. Сульфур еще поворачивался, кривя губы, поднимая руку, когда она обрушилась на него с высоты со звуком, похожим на удар грома. Полированный пол прогнулся, полированные плиты треснули, во все стороны полетели осколки камня и брызги крови в сопровождении порыва ветра, качнувшего портрет вместе с мольбертом.

Ослепительная вспышка. Савин плотно зажмурилась, но все равно увидела сквозь веки сполох пламени, почувствовала жар, кусающий за лицо. Ее швырнуло набок; кругом все ревело, словно разожгли огромную доменную печь. Савин кашляла, борясь с тошнотой, гортань была забита едким запахом гари. Гарун склонился над креслом ее отца, защищая их обоих своим телом, – волосы в огне, борода в огне, рубашка чернеет, обугливаясь, свисая с рук пылающими обрывками.

Савин попыталась прикрыть лицо руками, и рукав ее платья загорелся. Она поднялась на ноги, уцепившись за подлокотник отцовского кресла, увидела, что одеяло, накинутое на его колени, тоже горит, сорвала его, крутанув взвизгнувшее кресло на четверть оборота, и принялась хлопать им себя по руке, пытаясь сбить пламя.

Маленькие язычки пламени были рассеяны по всему полу, расплываясь и бликуя сквозь едкие слезы, выступившие у нее на глазах. Погубленный портрет Лео был объят огнем, холст корчился, зал в таком освещении выглядел безумно: колышущиеся огни, танцующие тени… Сульфур метался и бился; Рабик рвал его зубами и ногтями, его волосы превратились в пылающий факел. Сульфур отбросил Рабика от себя, но тот успел выдрать зубами кусок мяса из его щеки, наполовину оторвав одно ухо, прежде чем покатился по полу, переворачиваясь и скользя, оставляя визжащими ногтями длинные бороздки на камне.

Сульфур припал к полу, его дыхание вырывалось со свистом, кровь лилась из прокушенного лица, кровь капала с кончиков пальцев и барабанила по разбитым плитам пола.

Он взглянул в сторону окна – но там был Рабик с вывешенным наружу окровавленным языком. Он поглядел в сторону детской – но там был Гарун, с гулким рычанием сбивавший пепел со своего тела. Он поглядел на дверь в коридор – но там была Зури. Обуглившаяся одежда свисала с нее лохмотьями, и было видно, что под ней ее длинные конечности обмотаны белыми бинтами. Зури аккуратно дунула на огонек, все еще горевший у нее на плече, и огорченно поцокала языком.