Не тяжелой, густой как сливки озабоченностью. Он беспокоился – о том, что будет с его братом, с королевством, со мной. Не холодным всплеском удивления, заставившим меня думать, что он не вполне верит этому разговору. Терпкий, почти горький вкус печали ощущался слабо. Его страдание лишь единственный раз не было острым и почти ошеломляющим – когда я забрала его боль. Я удивилась, да, но еще больше меня потрясла сладость на кончике языка.

– Ты это чувствуешь? – спросил он. – На что это похоже?

– На… на шоколад и ягоды. – Я сморгнула слезы. – Клубника? Я чувствовала это от Виктера, от Йена и моих родителей. Но никогда – именно такого вкуса, более утонченного.

Кажется, я знаю, что это. Это чувство таилось за долгими взглядами и прикосновениями. Ощущалось в том, как Кастил постоянно обхватывал меня покрепче, когда мы ехали верхом, и в том, как играл моими волосами. Это чувство заставило его провести линию, которую он не пересекал. Вот почему он не использовал принуждение, вот что вынуждало его меня защищать, но вместе с тем требовало разрешить мне защищаться самой. Вот почему рядом со мной он не думал о своем королевстве, брате и времени, проведенном в плену.

Это одна из многих вещей, запрещенных мне, когда я была Девой.

Это любовь.

– Не плачь.

Он поднес мою руку ко рту и поцеловал ладонь.

– Я не плачу. Это не от горя.

Кастил улыбнулся. На правой щеке появилась ямочка.

– Я ненавижу эту дурацкую ямочку.

– Хочешь знать, что я думаю? – Он поцеловал кончик моего пальца.

– Мне все равно.

Ямочка появилась и на левой щеке.

– Я думаю, что когда речь идет о моих дурацких ямочках, твои чувства прямо противоположны.

Он был прав, и я вздрогнула.

Кастил отпустил мою руку и обхватил ладонями мои щеки. Наклонившись вперед, он прижался лбом к моему лбу, и, клянусь, его руки дрожали.

– Всегда, – прошептал он мне в губы. – Твое сердце всегда в безопасности со мной. Так будет всегда. Поппи, на свете нет ничего, что я защищал бы так отчаянно и так ревностно. Поверь в это – в то, что чувствуешь от меня. Поверь в меня.

Поверь.

Став Кастилом, он никогда не просил доверять ему. Он знал, насколько хрупко это доверие. Одна трещина может разрушить все.