– Я купил ему чайную чашку, в которую он может наливать вино. И он тоже был не в восторге.

– И постарайся не читать им лекции, когда они начнут расспрашивать о том, что находится в Эдеме, – сказал Северин.

Энрике выглядел оскорбленным.

– Это действительно будет лекция? – Он поднял руки, пошевелив пальцами. – Или расшатывание границ привычного им мира?

Северин уставился на него.

– Думаю, достаточно и того, что расшаталось в нашем хозяйстве.

– Тьфу, – огрызнулся Энрике. Повернувшись к двери, он бросил презрительный взгляд на Аргоса, дремавшего у камина. – Ты излишне дорогой и крикливо раскрашенный цыпленок, и тебе крупно повезло, что ты даже отдаленно не годишься в пищу. Надеюсь, ты это знаешь. – Аргос продолжал спокойно спать.

Северин расхохотался. Когда Энрике ушел, он погладил перья Аргоса и вернулся за стол. На деревянной поверхности лежала покрытая пятнами эмблема уробороса, которая когда-то была приколота к лацкану пиджака его отца. Северин медленно обвел ее пальцами, вспоминая презрительную ухмылку в голосе Люсьена Монтанье-Алари, дававшего сыну самый ценный, по его мнению, совет:

Нам никогда не сбежать от себя, мой мальчик, мы собственный конец и начало, отданные на милость прошлого, которое не может не повторяться снова и снова.

– Ты ошибся, – тихо произнес Северин.

Но даже произнеся эти слова, он не знал, правда ли это. В мире было столько всего, что он не мог знать наверняка. Он не понимал, что это означало, когда Лайла сказала, что они неразрывно связаны до конца ее дней. Он не знал, сдержит ли она обещание и вернется ли к нему. Он не знал, изменят ли хоть что-то его усилия или же мир безразлично отвернется, бросив свое наследие в пыль под ногами.

Снаружи послышался стук подков по гравию. Сердце Северина забилось сильнее, когда он выглянул в окно и впервые за несколько месяцев увидел их, Луку и Филиппо, братьев-сирот из Венеции. Потребовалось много времени, чтобы отыскать их, и целый месяц ушел на то, чтобы подготовить документы на усыновление. Северин готовился к этому моменту почти целый год, но сейчас от осознания огромной ответственности, возложенной на него, у него перехватывало дыхание.

Проглотив ком в горле, он изо всех сил впился побелевшими пальцами в подоконник и, затаив дыхание, смотрел, как Лука и Филиппо вылезают из экипажа. Ступенька была невысокой, и все же Лука протянул руку младшему брату и отпустил ее, только когда Филиппо ступил на землю. Хотя Северин позаботился об их питании и доме, они по-прежнему выглядели слишком изможденными и маленькими для своего возраста. В болтавшейся на их плечах одежде и с новыми стрижками они выглядели, словно подменыши, оказавшиеся в человеческом мире. Когда Лука обнял брата за плечи, сердце Северина пронзила острая боль. Он медленно выдохнул и отошел от окна.