О! Другой голос, с другого дома, но не сверху.

– Время такое, – голос Бородача нисколько не изменился, хотя второй оказался у него за спиной.

– Отвечай, кто такой?! Полицай?

– Обижаешь, товарищ боец. Лесник я. Александр Родионович Бородач. От медведя иду. Шило ищу.

– С чего ты взял, что шило твоё здесь?

– Тут товарищи меня ждать должны.

– Тут мы теперь. И как имена твоих товарищей?

– Я же сказал, от Медведя я иду. Шило ищу. Шило раньше у Ё-комбата было, потом у Медведя. Теперь здесь.

Молодец, дед. Ничего не забыл. Для чужих всё это звучит нелепицей, но свои должны понять.

– Погоди-ка, мужик. Спиваков, ты его хорошо видишь?

– Как пятиалтынный!

– Ну-ка, дед, с этого места поподробнее!

– Сначала сами представьтесь.

– Старший сержант Буркин. Вторая рота отдельного истребительного батальона. Где Медведь?

– Э-э, мил человек! Погодь! Ты меня проверил, теперь я тебя проверю. Гвоздь – командир первой роты?

– Нет. Шило на первой роте. Ну, как? Не поймал меня? А теперь продолжи песенку:

– Если он худеть не станет, а он уже охудел и очень злой! – рявкнул я (правда, в слове «худеть» заменил одну букву) почти на ухо сержанту, выхватывая его МП из его рук.

– Не наигрались в конспирацию, придурки? Мухой зови командование! Я – Медведь! И если не поторопишься – лицо обглодаю! У нас на хвосте немцы висят, мы неделю не жрамши, трое суток без сна, как зайцы, по лесам бегаем. Или ты бежишь за командиром, или я с тебя начну ужин.

Буркин побледнел, его ноги подкосились, но волшебный пендель под зад быстро привёл его в себя, придал направление и необходимое ускорение. Он вылетел на улицу, чуть не сбил с ног Бородача, и завопил:

– Спиваков! Медведь! Они пришли! Сообщай!