Зачем ты сделал это? Зачем ты убил себя? Зачем ты отринул сущность братства, его иммунитет, признался ему, что ты – чужой? Зачем признал наше единство? Я же падаль, а теперь и ты ошкварился. Всё это время ты противопоставлял себя мне, это давало тебе силы и стремление расти, совершенствоваться. А теперь ты – это я. И ты тоже проклят.

Жертва? Ты это сделал специально? Интуитивно? Спасая мою душу? Давая надежду? Жертвуя собой? Ты хоть осознаёшь цену этому?

Я хотел поблагодарить его, но не смог. Не смог произнести ни слова. Мне было так больно!

Он встал, направил на меня автомат, кивнул мне. Он хотел меня добить, чтобы я не мучился. Он убивал меня. Хотя я уже был мёртв. Поэтому его глаза сейчас не были глазами убийцы. В его глазах я увидел взгляд моего сына.

Огонь проглотил меня.

Перезагрузка (1942 г.)

Перезагрузка (1942 г.)

Языки пламени лизали уже почерневшие поленья. Душистое мясо на шомполах. Костёр, шашлыки.

Я огляделся. Сидел я на берегу широченной реки, у костра на чурбаке. За кустами слышались голоса нескольких человек. Но первый вопрос, который у меня возник – где я? А потом – почему трава такая высокая? С какого перепуга кусты полностью зелёные, снег же только пошёл?

На поляну вывалились Брасень, Прохор и Кот с охапками хвороста. Увидев эту троицу, я вспомнил, что это мир Кузьмина, что было чекистское мозгокопание, а всё остальное мне причудилось. Может, меня опять контузило, и всё это мне привиделось? Все трое были в форме. Я тоже пощупал петлицы. Я – старший лейтенант. Но Брасень тоже старшина. А Прохор – сержант. Кот лишь был без знаков различия.

Они подошли, стали мне рассказывать что-то. Я не слушал. Курить хотелось, но в карманах не было ни привычных папирос, ни кисета с табаком, ни трубки, даже зажигалки и то не было.