Отдельных движений было не разобрать — только смазанные силуэты, которые перемещались по прозекторской с огромной скоростью. Когда они приближались к стенам, во все стороны летели кафель, штукатурка и искры. Откуда-то из угла ударил фонтан горячей воды, но быстро иссяк.

И без того разгромленная комната окончательно превратилась в руины.

Два раза вставшие протанцевали совсем рядом: первый раз из двери над головой Луки вырвало кусок стального косяка, второй раз — ударило в пол в сантиметре от левой ноги, оставив вмятину размером с футбольный мяч.

Грохот стоял такой, что Луку оглушило, и вместо отдельных звуков слышался звон, словно от тысячи кузнечиков. По шее за ворот что-то потекло. Лука попытался вытереть — на ладони остались бордовые кровяные разводы. Похоже, в левом ухе лопнул какой-то сосуд. Правое было в порядке, но слух не возвращался.

Лука все-таки выдернул из-за пояса пистолет. Теперь оставалось только сжимать в руке рукоятку и ждать, чья возьмет. Стрелять в мечущийся смертельный вихрь было бесполезно. Не факт, что попадешь — вставшие перемещались настолько неуловимо, что даже силуэтов целиком было не различить. О том, чтобы попасть точно в Ингу, речи и вовсе не шло.

Лука почувствовал, как что-то толкнуло его в колено: Настя ухитрилась добраться до него ползком и теперь старалась докричаться. Но глухота не отступала. Сообразив, что ее не слышат, Настя с упорством, достойным барана, попыталась вытолкать его прочь из прозекторской. Пришлось перехватить, резко подтянуть к себе и запихнуть за спину. Через мгновение туда, где только что сидела Настя, вдарил мутный вихрь.

Обе твари были сильны. И выносливы. Лука даже не представлял, что в них кроется такая бездна сил. Сейчас собственная помощь Егору, там, на Рассохе, казалось смешной — наверняка тот бы восстановился в разы быстрее, если бы не притворялся.

Но у любого существа есть пределы. Силуэты мелькнули раз, еще раз, и с уже различимым грохотом ударили в пол, в метре от Луки и Насти.

Инга была сверху и разрослась, раздвинулась еще больше. Человеческого в ней не осталось вовсе. Лица родных Павла на ее плечах стали выпуклыми, окончательно раскрыли гудроновые глаза и обрели те же черты, что и Инга. Их рты беспрестанно корчились, и то один, то второй поочередно открывались в беззвучном крике, от которого на Луку и накатывала тошнота, не позволяющая двигаться.

Дополнительные конечности Инга себе все-таки нарастила. Тонкие, многосуставчатые, напоминающие паучьи, липкие на вид лапы росли откуда-то из спины и загибались над головой. Выпады лапы совершали молниеносные и мощные. Стоило Егору замереть, как они синхронно ударили сверху, пробивая броню на груди и плече.