Голос своего ругера Лука бы узнал из тысячи других.
Стрелял Егор. Наверное, вытащил пистолет из пальцев, пока Луку тут крыло от воплей.
Теперь он укладывал пули прямо в башку твари, не давая ей передышки. Пули в ругере были, конечно, не чета Марковым — никаких общих сетей, лишь разовые бронебойные армейские печати. Каждая срабатывала и выжигала вокруг себя ткани, обращая в прах. Грохнуло еще раз, и раздался порожний щелчок — магазин закончился. С последним выстрелом от своей головы у Инги ничего не осталось, и Лука почувствовал, как дурнота исчезает, тает, оставляя во рту едкую кислоту.
Сработала большая сеть — резанула с хрустом, точно стальными струнами рассекая бронированный слой кожи, сжалась и лопнула — Инга все-таки дотянулась до одной из нитей и сдернула с себя печать. Поднялась, разворачиваясь к Насте уцелевшей мордой на правом плече, качнулась, и тут ее смел успевший встать на ноги Егор.
Они вновь упали, но теперь уже Егор оказался сверху, засунул руки в прорехи, пробитые пулями, и рванул, раздирая Ингу на части, перехватил, рванул еще раз. Внутри у Инги точно бурдюк с жижей лопнул. Остатки панциря Егора залило черным, едким. И тогда он первый раз зарычал, словно от боли.
Что-то зашипело, снова лопнуло, по ушам резанул еще один крик без звука.
Луку опять скрутило, слабее, чем в предыдущие разы, но лишив и так небогатых возможностей помочь.
Инга билась в агонии. Егор размазывал ее, не давая времени срастить хоть что-то. Его самого разъедало, выжигало то, что было у нее внутри. Черная гадость липла к панцирю, пузырилась, меняла цвет на серый. Костная ткань под ней становилась хрупкой, точно стекло, лопалась. Воняло так, что хоть святых выноси.
А потом Настя докинула печать. Самую простую, на упокой. Примитивнее не придумаешь. Зато вложила туда чуть ли не весь запас таланта. Хотя какой там запас у седьмой категории — так, слезы одни.
Но, мать ее под плиту, сработало!
Печать попала прямиком под руки Егору, который вмял ее Инге куда-то в глубину, отшатнулся, и Настя успела закрыть покрышку.
Инга расползлась в бурую жижу. И наконец зазвучала четвертой формой.
Лука откинулся на уцелевшую в драке дверь и прикрыл глаза. Если раньше тошнило от воплей Инги, то теперь от ее запаха. Гнилью несло запредельно.
Наверное, это и стало последней соломинкой на спине его верблюда. Прозекторская резко крутанулась вокруг своей оси, пол поменялся местами с потолком.
И уже по потолку, пошатываясь, медленно прошел Егор, от которого осталась едва ли треть. Качнулся, огибая растерянно хлопающую глазами Настю, наклонился над лежащим на полу Марком, обернулся, посмотрел Луке в глаза и коротким резким движением оторвал Марку голову.