Горница казалась такой огромной, что в ней можно было играть в хоккей. Кроме сундука, стола и печи, занимавшей треть пространства, в ней стояли кровать-лежанка величиной в две земных двуспальных, с горой подушек, еще один сундук поменьше, окованный железными полосами, деревянный шкаф без дверок, с посудой, бадья с водой и лохань, две скамьи и столец — большое деревянное кресло с резной спинкой и ручками в форме все тех же медвежьих лап.

В горнице было светло, как днем, хотя ни свечей, ни лучин, ни тем более электрических ламп гости не заметили. Казалось, светится сам воздух, причем избирательно: в углах и у сундука с металлическими полосами, например, стыла темнота.

Потолок, сколоченный из грубо обработанных досок, нависал над головой метрах в четырех, и Никита подумал, что изба изнутри гораздо больше, чем кажется снаружи, хотя и внешне впечатляет. Точно такое же ощущение внушал и дом Зу-л-Кифла, что говорило о некоем родстве строений, магическом родстве. Ягойой была если и не магом в полном смысле этого слова, то ведьмой, колдуньей с высоким уровнем воздействия.

— Мовницу истопи, — приказала старуха слуге, подразумевая баню, но гости твердо отказались мыться, не желая рисковать. Ягойой их поняла, насмешливо сверкнув глазами, и настаивать не стала, но, увидев у Никиты перстень, изменилась в лице.

— Я так и чуяла, что у вас оберега! Спаси и помилуй! Кто дал-то? Уж не Яросвет ли?

— А кто такой Яросвет? — простодушно спросил Такэда.

— Будто не знаете. — Настроение у Бабы Яги, не слишком схожей с образом из русских сказок, упало, и она принялась яростно орудовать у печи, то и дело пихая бедного Живу то в бок, то в спину. Казалась она, во-первых, вовсе не дряхлой старухой, жаждущей сожрать любого, кто попадется. Высокая, статная, одетая в длинную цветастую поневу и пушистую кофту, с аккуратно уложенными седыми волосами, она выглядела бы даже привлекательной, если бы не горб и не крючковатый нос, а также слишком глубоко посаженные глаза, в которых иногда вспыхивал мрачный темный огонь.

Никита было подумал, уж не наложено ли и на нее заклятие, как на Тааль, бывшую жену Вуккуба, за ее участие в Битве на стороне сил Люцифера, но спросить об этом у самой Ягойой не решился.

Перед едой Жива налил гостям в деревянные кубки белого кваса, сваренного на меду, и оба, отведав напитка после сигнала эрцхаора «все в порядке», едва не окосели. Хотя алкоголя в напитке не чувствовалось, голова от него закружилась, как от бокала шампанского.

— Ощущение такое, будто голова — прямое продолжение желудка! — тихонько пожаловался Никита Такэде.