Чем ближе подходил Суратов к краю сцены, тем больше людей в зале поднималось с мест, приветствуя его. Встали и Карл с Валентином, поддавшись общему настроению.

Лишь Элли напряженно всматривалась в лицо небожителя, словно увидела призрака, сжимая пальцами перила.

– Что случилось? – заметил ее поведение Карл, но его вопрос потонул в овациях и выкриках.

– Рэка-рэка, – прорычала чужим голосом Элли.

Карл отпрянул.

Он уже видел такое!

Император застыл, словно наткнулся на невидимую стену, резко вскинул голову и посмотрел на их ложе. Карлу почудилось, что его пронзили две ледяные иглы.

Замерцал свет, что-то зло загудело.

Суратов покачнулся и рухнул на сцену.

Без чувств упала со стула Элли.

В зале, тут и там, вдруг начали исчезать гости, буквально развеиваясь серым туманом. Гости в панике рванули на выход, визжа и снося всех на своем пути. В зале воцарился с давкой и криками. Непроницаемое силовое поле закрыло от всех сцену с бросившимися к Императору членами Квинта.

Прежде, чем Карл с Валентином успели подхватить Элли и поспешить прочь, Йенсен успел выхватить из общей массы одну картинку.

Вскочивший и что-то орущий Аладьев, бледный и напуганный. Встревоженный, но оставшийся на месте сенатор Майер, с задумчивым прищуром рассматривающий происходящее.

И человек, представившийся Женей, впившийся пытливым взглядом в Элли.

18. Юрий Гарин

18. Юрий Гарин

Ему не оставили выбора.

Ему не оставили выбора и его жизнь превратилась в череду драк. Он дрался каждый день, каждую ночь. Он бил первым, отбивался, сцеплялся один на один, выходил против нескольких. Не жалел сил и не сожалел о травмах.

По иным законам этот мир не работал.

Состояние наркотической эйфории держало Гарина почти всю ночь, но к утру превратилось в липкий кошмар. Потом настало время ломки, болезненной и унизительной. Разлагающийся ядовитый синтетик резал внутренности, вытягивал жилы, скручивал мышцы. Из-за невыносимой головной боли Юрия выворачивало наизнанку, ему хотелось выдавить барабанные перепонки, вибрирующие от малейшего звука. На какое-то время он даже ослеп, на ощупь пробирался в санитарный бокс. Здесь, на холодном полу, между раковинами и туалетными капсулами, он провалялся до полудня, еле находя в себе силы отползти от лужи собственной рвоты.