Альберико Барбадиорский не стал бы тем, кем он стал, не добился бы такой власти, опираясь на которую можно было претендовать на тиару, без хитрости и вдумчивости, без умения доверять своим инстинктам.

А инстинкты говорили ему, здесь, на границе, несмотря на то что командиры, шпионы и посланник в Сенцио практически умоляли его выступить: что-то тут не так.

Это не он заказывает музыку. Кто-то другой. Каким-то образом некто неизвестный вел в этом опасном танце. Он действительно не имел представления, кто это мог быть, но ощущение появлялось каждое утро, когда он просыпался, и его не удавалось стряхнуть. Как не удавалось и разобраться в нем под весенним солнцем, на этом приграничном лугу, пестреющем знаменами Барбадиора среди ирисов и нарциссов, наполненном ароматом растущих вокруг сосен.

Поэтому он ждал, молясь своим богам о получении известия о смерти императора; мучительно сознавая, что скоро может оказаться посмешищем для всего мира, если отступит; зная благодаря шпионам, которые отправлялись на юг один за другим, что Брандин в Фарсаро с каждым днем становится все сильнее, но оставаясь на границе, удерживаемый собственной хитростью, инстинктом выживания и мучительными сомнениями. Он ждал, чтобы что-нибудь прояснилось.

Дни шли за днями, а он отказывался плясать под музыку, которая могла оказаться чужой, как бы соблазнительно ни манила его незримая свирель.

Она ужасно боялась. Это было хуже, неизмеримо хуже, чем мост в Тригии. Там она мирилась с опасностью и шла ей навстречу, потому что у нее были шансы выжить после прыжка. Внизу была всего лишь вода, какой бы ледяной она ни оказалась, и друзья ждали в темноте за поворотом, готовые вытащить ее из реки, согреть и вернуть к жизни.

Сегодня ночью все было иначе. Катриана с отчаянием почувствовала, что у нее дрожат руки. И остановилась в темном переулке, чтобы собраться с силами.

Она нервно поправила волосы под темным капюшоном, потрогала усыпанный блестящими камушками черный гребень, вставленный в прическу. На корабле по дороге сюда Алаис, которая сказала, что привыкла делать это для своих сестер, подровняла коротко остриженные на полу магазина в Тригии пряди и придала им форму. Катриана знала, что ее внешний вид теперь вполне приемлем, и даже более того, если реакция мужчин Сенцио в течение нескольких последних дней что-нибудь значила.

А она должна была что-то значить. Потому что именно это привело ее сюда, одну, в темный переулок, где она прижалась к шершавой каменной стене, ожидая, когда шумная компания гуляк пройдет мимо по поперечной улице. Благодаря своей близости к замку, это была лучшая часть города, но для одинокой женщины ночью на улицах Сенцио не существовало безопасных кварталов.