– Отрицательное, – высказал и без того очевидное Дей, теперь стоя напротив Кассиэля, по другую сторону невысокого столика.

– Ты явно смягчил определение, – посмотрел на него Океан.

– В остальном же вы правы, – продолжал Александр. – Именно в попытках понять природу феномена ferus-яд-живой человек, отцы и начали свои эксперименты. И женщин было много.

– А положительных исходов? – Что-то Кассиэль сомневался в успешности операций.

Александр отрицательно качнул головой. Понятно.

– Ни одной. Потому и свернули свою антигуманную деятельность, решив замять эту историю, начиная с воскрешения женщины. Договорились обо всем молчать, всякое упоминание о неизвестном ferus уничтожили, а самого его оставили в покое.

– Да, мы помним: «Любовь творит чудеса», – съязвил Дей.

– Да и искать его было бесполезно, – словно не слыша посторонних реплик, продолжал Александр, – без нашего собственного желания нас не найти даже своим, вы знаете.

Действительно: грустно. Кассиэль прокашлялся:

– Так почему дневники находились в твоем доме? Как они сюда попали?

– Крус.

– Крус?

– Какой Крус?

– Отец Самаэля, – сделал всех чуточку умнее Ролан.

– При чем здесь отец Самаэля? – недоумевал Океан.

– Отец Самаэля был близким другом неизвестного ferus, – ответил Александр. – И даже после случившегося они продолжали общаться. Временами. Редкими.

– Мне надоело называть его «неизвестным ferus», – проворчал Кассиэль, внезапно раздражившись. – Как его звали? Неужели имя не упоминается ни в одном из дневников?

– Не упоминается.

Кассиэль недовольно выдохнул. Интересно, что бы случилось, напиши он его.

– Значит, неизвестный ferus, – Океан посмотрел на Кассиэля, – отдал свой дневник Крусу, чтобы тот его спрятал.