– Значит, все же не я один обратил внимание на то, что собратец наш обезумел от человеческой женщины, а затем еще и… превратил ее в непонятно кого? – Ролан постукивал кончиками пальцев по ручке кресла.
– Не ты один. Я заметил, и я в это не верю, – ответил Океан. – Это как-то плохо укладывается в моей голове. От яда ferus не выживают. А тут девушка выжила, и с намеком на то, что стала неприкасаемой. Чуть ли не бессмертной.
– А ты, Александр, – Кассиэль обернулся к мужчине, остановившемуся у богато декорированных резных шкафов, у смежной с окнами стены, – в твоей голове такое хорошо укладывается?
Почему он задавал Александру неудобный для него вопрос, когда и без того знал ответ?
Хотел прекращения недомолвок. Пора называть вещи своим именами: «нуждаюсь, желаю, не выкинуть из головы», возможно даже «страдаю» (ну не дикость ли), а не «хочу понять, в чем ее особенность».
На Кассиэля перевели ничего не выражающий взгляд. Да, да, Александр, теперь всем известно, какие чувства ты питаешь к Нелли, так что начинай говорить начистоту. К тому же мы хотим знать, чего нам следует ожидать в будущем. Нас ты вряд ли покинешь, все-таки поколение мы более цивилизованное, но все же…
– Укладывается, – ответил Александр, так и не избавившись от замкнутого выражения лица.
Океан выдал что-то похожее на смешок – был удивлен или воздухом подавился, тогда как Дей не поленился добавить:
– Еще бы. Теперь ты можешь оправдать свою тягу к Нелли. Только, полагаю, на такой фееричный финал ты вряд ли рассчитывал.
Нехороший прищур Александра, направленный на Дея, комментариями не сопровождался, хотя вряд ли кто-то рассчитывал, что Александр начнет делиться переживаниями: не тот характер.
– Значит, если я все правильно понимаю, в любую женщину можно пустить наш яд, и она будет жить… даже не знаю… так же долго как мы? – Кассиэль решил сжалиться над другом – столько нежелательного внимания, да за неполную минуту. К тому же вопросы, что он задавал, действительно важны, их необходимо озвучить, тогда как Александру, единственно сведущему во всей этой неразберихе, дать им вразумительные объяснения: пока сам Кассиэль был захвачен, казалось, очередной шекспировской пьесой, Александр просматривал остальные два дневника, поэтому сейчас мог поведать собравшимся много чего интересного. Главное, чтоб не столь «интересного», как ядовитый поцелуй.
– Нет, – ответил Александр. – В том-то и дело, что не во всех.
Кассиэль рассчитывал на пояснения, поэтому не спускал с него вдохновляющий на продолжение взгляд.
Все такой же угрюмый, Александр прошагал к окну, вероятно, чтобы видеть лица каждого из присутствующих: по крайней мере, сам Кассиэль преследовал бы именно такие цели, выходя на всеобщее обозрение. И пускай хозяин дома по-прежнему держался в стороне, хотя бы шее Кассиэля стало легче.