Зеркала. Много зеркал, гладких, красивых, блестящих…
Перед глазами тянулся коридор: светлый, широкий, неглубокий. Кремовые стены, охровый пол, белый потолок, по которому стальными нитями змеились плоские, ветвистые люстры. На концах волнистые «веточки» замыкались белыми светящимися бутонами, да бутонами странными: немного приоткрытые головки напоминали разинутые пасти змей.
И зеркала. Много зеркал, гладких, красивых, блестящих, как дополнение к «холодной» живности над головой. По четыре холста с обеих сторон, обрамленных в искусные медные рамы, бесспорно, впечатляющих размеров: высотой практически во всю стену при равной удаленности друг от друга в метра два.
Прежде зеркал здесь не было. Вообще-то в доме много чего не было, и многое было иначе. Например, эти стены, выкрашенные в благородный кремовый цвет, когда-то были оклеены обоями: синевато-фиолетовыми – баклажановыми, как всегда называла их Брина,– с орнаментом, рисунка которого она и под угрозой отстрига своих прекрасных волос сейчас не вспомнила бы.
Может, зря она так беспокоилась? Быть может, ощущение, что очутилась в зазеркалье, бездушном и леденяще-холодном, словно северные ветра вырывались из глянцевых окон, связано с тем, что Брина давно не бывала в дорогих домах, а перебиралась из одной скромной комнаты в другую?
Но ведь Брину все устраивало. Устраивала жизнь в абсолютной простоте. Она никогда не гналась за роскошью, пускай и выросла в великолепной дороговизне. Вот и сейчас, проходя мимо зеркал, подавляющих и пожирающих величием, была уверена: она и дальше с удовольствием ютилась бы в своих недорогих, но уютных коморках. Да, определенно. И не было бы никаких проблем.
Щелчок. Она покрылась потом. Щелчок за спиною, и произвела его не Брина.
Книга, прижатая к груди, перекочевала под вязаную кофту, и непринужденным движением рук оказалась придавлена к голому животу.
И будто невзначай Брина обернулась.
На нее смотрел мужчина: невысокий шатен, в простой сероватой рубашке и в невзрачных коричневых брюках. Тот самый, на вид неглупый и смышленый, который постоянно водился с братцем. Как же его звали…Авдий…Аркадий…Азарий! Точно, Азарий. И этот Азарий, стоя в другом конце коридора, с интересом смотрел…да на нее же он и смотрел. И не просто смотрел: мужчина явно вознамерился с ней заговорить, что стало очевидно по его незримо воодушевившемуся лицу: момент – глаза сосредоточены, и хоп – ясны и «открыты» для диалога.
Не надо, не говори с ней, только не говори, развернись и иди, развернись и…
– Прогуливаетесь по дому? – вежливо обратились к Брине. Мужчина отошел от двери, рядом с которой находилась другая дверь, ведущая в кабинет-библиотеку. Оттуда только что вышла Брина.