Ролан снова смотрел на нее, и на лице его угрюмом отражалось знакомое ей внутреннее напряжение, которые контролировало все его тело.
Брина терялась, ее разрывали противоречия. Она не могла смотреть на Ролана.
Обмолвиться,…всего лишь обмолвиться о своей невиновности…она ведь могла? Сказать, что не знала, кем он является. Тем самым оправдавшись и перед Лисандром…
Не давая возможности себя переубедить, сглотнув, она проговорила:
– Ролан…. Ролан, я не знала, что ты ferus, я и не думала тебя обманывать…
– Вот и представь себе, Ролан, – заглушил ее голос Лисандра, – что в лесу вчера с Алисой сношался не ты, а Дей. Как думаешь, она бы ему понравилась? Думаю, да – Алиса не может не нравиться, в ней обаяния – живого, непосредственного – как в тебе тестостерона…
Так, когда же это произошло?.. Когда свет надежды погас?..
Теперь уже Брина никого и ничего не понимала, голова шла кругом, а сердце заледенело и остановилось. Потому как какой-то момент тот тусклый свет, что ухитрялся вопреки всему гореть в глазах Ролана, погас. Ролан сам погас, и черты лица его острые, секундой ранее подвластные напряжению, разгладились. На лице – отрешенность, которое напомнило Брине строчки из недавно прочитанной книги о ferus: «…бездушные и холодные, никого не щадящие, равнодушием внушали страх…».
«Равнодушием внушали страх».
– Ролан…– прошептала Брина, – …Ролан…я же…я не знала, Ролан. – На губах появился привкус соли. – Пожалуйста, Ролан, ты должен мне верить, пожалуйста, ты же знаешь…
Она хотела бы говорить много громче. Она хотела бы кричать, донести свою правду наверняка. Однако горло сдавило так сильно, что Брина шептала-то еле-еле.
Поскольку на нее взирали два кристалла: два синих, «безжизненных» кристалла, которые леденили своим блеском сердце.
И Брина заплакала. Разрыдалась в голос, с надрывом, что теплые слезы, наполненные горечью, под веянием ветра холодили и без того обветренное лицо.
Какая же Брина глупая, опрометчивая и совсем недальновидная, однако поразительно – остановиться не могла. Хотела, пыталась, но слезы зажили собственной жизнью.
– Ну же, дорогая, – донесся сочувствующий голос. – Не надо плакать, все хорошо, противно больше не будет, пересиливать себя больше не придется. – Чужие ладони коснулись мокрого лица. – План «Б» отменяется, а значит, возвращаться к Нему я тебя не заставлю, так что прекращай реветь, путь к отступлению, вернее, новому наступлению можно не предусматривать…. – Лисандр отстранился. – Вот она, лисичка в действии. Слезы – ее излюбленный прием. Даже не знаю, что за олух сказал ей, что актеры сильны в естественных слезах. Так она научилась их выдавливать.