Светлый фон

– Все готово.

Сверкнув золотом глаз, он перевел взгляд на Анселя, и волки придвинулись ближе, не оставляя Анселю пути к бегству.

Ансель, бормоча что-то невнятное, упал на колени.

Самсон спрыгнул вниз, схватил трясущегося человека за руку, втащил наверх и сильным толчком заставил встать перед деревцем на колени. Ансель в страхе косил рачьими глазками то вправо, то влево, из уголка его рта обильно текла слюна.

Самсон коснулся человечьего горла острием длинного когтя.

– Я – и заботливый пастырь, и погубитель. Я – сама жизнь… и сама смерть!

смерть!

С этим он вонзил коготь в мягкую плоть под подбородком, одним движением разорвал Анселю горло и поднял мертвое тело, орошая хлынувшей из раны кровью иссохший тоненький ствол. Горячая кровь обрызгала щеку Абиты, впиталась в землю, в россыпь крохотных косточек у подножия юного деревца.

– Змея! Первая Мать… Мать Матерей! Я принес тебе кровь! Принес надлежащую жертву! – закричал Самсон и обвел сияющим золотым огнем взглядом дюжину матерей. – Зовите ее! – велел он. – Зовите, скорее!

Одна из матерей шагнула вперед, запела, а остальные послушно подхватили напев. Их голоса взвились ввысь, переполнили ночь.

Самсон запрокинул голову и завыл. Его вою дружно вторили волки.

Ветер усилился, поднял вокруг деревца вихрь из палой листвы. Шерсть на загривке Самсона встала торчком: нечто огромное поднималось из недр земли, приближалось к нему, свивало кольца вокруг Самсона, вокруг деревца и матерей.

От яростного шипения содрогнулась сама земля.

– Мать Земля! – закричал Самсон во весь голос. – Это я! Я вернулся!

Напев матерей зазвучал громче прежнего.

Над землей поднялась исполинская змея, полупрозрачная, словно бы сотканная из дыма и тени. Обвившись кольцом вокруг древних камней, змея вскинула голову, нависла над Самсоном, приготовилась нанести удар. Узкие щелки ее глаз пылали кроваво-алым огнем, взгляд насквозь пронизывал душу и тело.

Хищно сверкнув клыками, Самсон улыбнулся змее и окунул ладони в кровь Анселя.

– Я – и заботливый пастырь, и погубитель! – вскричал он, и его золотые глаза вспыхнули ярче прежнего. – Я – сама смерть… и сама ЖИЗНЬ!

ЖИЗНЬ!

С этими словами он обхватил обагренными кровью ладонями ствол деревца.