На Вальпургиеву ночь вершины холмов осветило пламя костров, отпугивающих ведьм от шабашей. Как требовал обычай, Манфред провел этот день, играя с незаконнорожденными отпрысками жителей деревни, в то время как те же самые крестьяне танцевали вокруг украшенных шестов и прыгали через костры, обеспечивая на будущее обильный приплод таких детей.

Дитрих и Ганс сидели на лужайке перед церковью, взирая сверху на празднества.

— Говорят, древняя раса людей с рыжими волосами, когда-то владевшая этими землями, разводила подобные костры, отмечая середину весны.

— Народ, который вы называете язычниками, — сказал Ганс.

— Нет, всего лишь одно племя. Римляне, например, со временем покончили с такими фривольностями, что стало одной из причин падения их империи. Она была слишком серьезной, чтобы сохранить жизнеспособность.

— И тогда христиане переняли обычаи у язычников.

Дитрих отрицательно помотал головой:

— Нет, это язычники стали христианами и просто сохранили свои традиции. Поэтому, подобно римлянам, мы дарим подарки на Рождество, а как немцы — украшаем деревья по случаю праздников.

— И, подобно народу рыжеволосых, зажигаете костры и танцуете вокруг шестов. — Ганс улыбнулся. — Наблюдение за вашими обычаями — великая задача Скребуна, и мне кажется, этот пример его порадует. Наверное… — Он замер на мгновение. — Наверное, я навещу его.

Под ними среди празднующих философ усердно трудился над своим устройством для fotografia.

* * *

На неделю литании Ганс и другие крэнки, которым пожаловали надел, присоединились к селянам в ежегодном обходе манора. После мессы Дитрих возглавил процессию, облаченный в украшенную вышивкой, свободно ниспадающую накидку, и нес святую воду в медном ведерке, на котором было выгравировано изображение ручья, брызжущего из-под горы. За ним, в порядке старшинства, шествовали Клаус и Хильда, затем Фолькмар с родственниками, следом остальные ministeriales того года, а далее остальные жители деревни, числом около двух сотен. Все болтали, смеялись; вокруг носились дети, стремительные, как стрелы, и жужжащие, словно пчелы на лугу. Ганс и Готфрид шли подле Дитриха, причем первый держал в руке кропило, а второй — ведро.

Пастор вспомнил, как маленькая Терезия скакала с тем же самым зажатым в кулаке кропилом, а Лоренц тащил ведро и держал накидку. Взял ли Готфрид обязанности Лоренца на себя, как принял его имя? Ныне Терезия от страха держалась в самом конце процессии.

Манфред сопровождал их верхом на белом иноходце, чью гриву заплели в косы, надушенные свежими фиалками.