Рядом с ним ехали Ойген, Кунигунда и — верхом на маленьком белом пони — малышка Ирмгарда с длинными, до самой талии, развевающимися на ветру волосами, подпоясанная кружевным кушаком, символом целомудрия. Кунигунда, теперь замужняя женщина, накрыла волосы мантильей. Эверард шагал широким шагом вместе со своей женой Ирмгардой и сыном Витольдом в нескольких шагах позади отряда герра.

— Как тащиться по господскому навозу, так все благородство куда-то пропадает, — шепнул Клаус жене, достаточно громко, так что Ирмгарда нахмурилась и крепче сжала руку мужа.

Дитрих ранее объяснил Гансу, что это была церемония только для fатіlіа, потому Иоахим и солдаты крепости остались дома. Тем не менее Скребун и несколько крэнков-пилигримов увязались за ними со своими устройствами для fotografia.

Земля еще не просохла после дождей на предыдущей неделе, и вскоре штаны и башмаки идущих пешком испачкались, а конь Манфреда перемазался грязью по колено. Там, где процессия подходила к границе манора, староста Рихард делал знак, и родители кидали своих детей вон в тот ручей или стукали головой об это дерево. Стояло всеобщее веселье, нередко раздавались крики: «А давай-ка их еще разок!»

— Любопытный обычай, — заметил Ганс. — Однако действенный. Нельзя любить весь мир. Он слишком велик. Но частица земли, которую видит глаз, может стать дороже всего на свете.

После остановок на обед и посещения любопытными корабля крэнков селяне оказались на восточной стороне Большого леса, где земля резко уходила вниз к дороге на Медвежью долину. Манфред уже взял было лошадь под уздцы на отроге горы, желая спуститься, как вдруг поднял вверх ладонь.

— Тихо! — Болтовня крестьян постепенно сошла на нет после громких окриков «Тише, там!» и «Господин хочет тишины!».

В конце концов, в воздухе остался только шорох веток деревьев у них за спинами. Эверард хотел что-то сказать, но властитель Хохвальда жестом приказал ему молчать.

Наконец, они услышали. Издалека доносился размеренный набат.

Колокол бил на одной ноте, спокойно, не сбиваясь с ритма, едва слышно, словно лист, кружащийся в порывах ветра.

— Уже Анжелюс? — спросил кто-то.

— Нет, солнце еще высоко.

— Слишком низкий звук для колоколов Св. Екатерины. Может, это со Св. Петра?

— Св. Вильгельма, я думаю.

— Нет, там три колокола.

Затем ветер переменился, и чуть слышный звон стих. Манфред послушал еще немного, но звук пропал.