— Людвиг был ладно скроен, — пропыхтел Эйнхард. — Ты, наверное, заметил это, Оккам, ведь знал ты его, так? Замечательное тело, высок и строен. Как он любил танцевать и охотиться на оленей!

— Наверное, по этой причине, — парировал Манфред, — имперское достоинство не слишком-то его обременяло.

— Недостаточно gravitas! — Эйнхард сделал огромный глоток вина. — Хорошо, твои Габсбурги серьезны. Охотно признаю. Старый граф Альбрехт не мог передать солонку за обеденным столом, не придав сему деянию политического смысла. Ха! Ты тогда еще не родился, я думаю. Я сам был всего лишь юнкером. «Тверд как алмаз» — вот как говорили о нем в народе.

— Да, — сказал герр, — взгляни на то, что «алмаз» сделал в Италии.

Рыцарь прищурился:

— Альбрехт ничего не делал в Италии.

Манфред захохотал и хлопнул ладонью по столу:

— Именно. Однажды он сказал: «Италия — это логово льва. Много дорог ведут туда, ни одна оттуда». — Весь стол разразился хохотом.

Эйнхард покачал головой:

— Никогда не понимал, зачем туда влез Людвиг. Южнее Альп нет ничего, кроме итальянцев. Разве нельзя просто забыть о них?

— По настоянию Марсилия, — сказал Оккам. — Тот надеялся, император покончит с гражданскими войнами.

Манфред отщипнул ягоду из вазы с фруктами и, подбросив, поймал ее ртом:

— Зачем проливать немецкую кровь ради того, чтобы уладить итальянские раздоры?

Старый рыцарь заметил:

— Ну, вот о Люксембургах, например, очень любят щебетать миннезингеры. Карл держит мошну открытой для певцов, потому, полагаю, о нем мы тоже услышим немало славословий. Вот почему я следовал за Людвигом. В отличие от твоих угрюмых Габсбургов и ветреных Люксембургов, Виттельсбахи — откровенные, любящие пиво немцы, простые, как эта сосиска.

— Да, — сказал Манфред, — простые, как сосиска.

Эйнхард улыбнулся:

— Ну, они были дураками, что вообще решили взять корону себе. — Его внимание на секунду отвлекло блюдо с бланманже, которое слуга поставил перед ним. — Вот это, должен я заметить, больше походит на Люксембургов.