– Нет в тебе жалости! Сострадание не стучит по твоей умной голове. А почему бы не поднять человека, который поверил тебе и поворотил вспять?
– За всю землю предлагаешь слезой облиться? Современный мой друг, да жалеют ли ноги здоровую плоть, когда гангрена началась? Не рубят ли с запасом? Чей початок пересилить себя решил? Лоб в лоб предстал перед проклятым человеком вампир, обнажил себя, ну и что? Шкуру с нее спустить или объявить индульгенцию по-приятельски? Конченный она человек. Да конченый ли? Видел бы ты, как резво рассмотрела и Ад, и Рай! Не могу сказать, что не любовался. В любом случае мы оба проиграем или выиграем. Не торопись судить. До Страшного суда еще время есть.
– Ты мне зубы-то не заговаривай! Я сам, знаешь ли, могу переставляться с место на место! – Борзеевич вылез из ямы злой и расстроенный, оттолкнув Дьявола. – А-а-а-а! – снова ухнул он в яму, которая стала больше прежней, осыпавшись краями вслед за стариком.
Дьявол оставил ворчливого старика, подошел к ней, положив руку на лоб.
– Температуры нет, – констатировал он. – Хандра – увлекательнейший объект исследований. Иногда так смешно наблюдать, когда думаешь о том, чего не было и никогда не будет. Видишь ли, и в Аду вампир остается вампиром. Вампир не человек, человеческое ему не ведомо. Где человек получает одно, вампир получает другое. Это твоя боль, только твоя. Вампиру тут наслаждение. Он тебя не знает, и, я так понимаю, ты его тоже. Он тебе такой же чужой, как ты ему. Тогда, о чем печалиться? Руки, ноги, голова – все на месте. Грамотная стаешь, и червяки рассасываются помаленьку.
Манька задумалась. Все в ее жизни прямо и криво упиралось в одного единственного человека. Ничто не связывало их в жизни, разве что глупые девичьи мечты да виртуальное ребро, проклятое и распятое, приговоренное к пожизненному заключению. Может, по-своему половинчатый монстр был прав, когда решил разрубить тугой узел, раз и навсегда избавившись от нее, от ребра, от предопределения. Ее боль в чреве матери была настолько сильной, что не могла не отразиться на нем. Ее умишко был забит мерзостью до отказа. Пожалуй, с таким имиджем перед людьми не покрасуешься. Злился, наверное, когда узнал, что сотни его попыток устроить себя развалились в пух и прах из-за нее.
Но она не могла и не хотела мириться с положением, которое он ей отвел. Люди же – договорились бы. Вдвоем бы быстро землю очистили, и оба стали бы обычными людьми.
– Нельзя, – мягко посочувствовал Дьявол.
– Что нельзя? – переспросила Манька, не поворачиваясь.
– Договориться нельзя. Ты знаешь про обман, и он знает – обман вышел наружу. Только любовью можно открыть любую дверь. Любовью к земле. Она слабая, и как всякий ребенок ищет заступника. Ее предали, ее обокрали, ее избили. Она не верит, боится, прячет все, что считает своим добрым началом, чтобы и это не убили, а того не понимает, что зло часто в добрые одежды рядится.