Кира вопросительно посмотрела на меня, встретилась с моим по-дурацки воодушевлённым выражением лица и решила всё-таки притормозить. Она доехала до Павла, переминающегося с ноги на ногу на своём привычном месте, у самой кромки дороги, потом остановилась около него и с интересом начала наблюдать за моими действиями. Я поспешно выскочил из машины под моросящий дождик и направился к Наблюдателю. Павел с головы до ног укутался в свой длинный брезентовый плащ с накинутым на глаза капюшоном и делал вид, что не замечает нас. Он скрестил руки на груди и время от времени пританцовывал на месте, пытаясь хоть немного согреться. Когда я подошёл ближе, он немного отшатнулся и отошёл на пару шагов, но ничего не сказал.
– Паша, подожди, постой, – сказал я громко, чтобы перекрыть шум дождя, шуршащего по мокрому асфальту, и в унисон поющих ему шин от проезжающих мимо автомобилей.
– Чего вам? – буркнул Павел и потом добавил сквозь зубы: – Господин Страж… у меня всё спокойно, нарушителей спокойствия и Отступников не выявлено.
Я подошёл ближе, почему-то мне не хотелось, чтобы меня услышала Кира. Сегодня я особенно остро ощущал потребность перед кем-нибудь извиниться.
– Давай сегодня обойдёмся без обид и официального тона, хорошо?
Павел смотрел на меня круглыми глазами и ничего не понимал, но ради приличия кивнул в ответ и попытался спрятаться за воротником.
– Я просто хотел извиниться перед тобой за все издёвки и глупые шутки, это непозволительно для нас. Мы должны ценить твою целеустремлённость, идеалы служения обществу, твою решимость, наконец. Не всем повезло так, как нам, сразу попасть в Палачи. Некоторым юношам, таким, как ты, приходится много стараться и работать, чтобы добиться чего-нибудь в жизни, чтобы пробиться на Олимп. Да какой там Олимп – чтобы вообще хоть куда-нибудь выбраться из того дерьма, из той жизненной трясины, куда нынче всё глубже затягивает наших юношей и девушек. Они проводят время в клубах, курят, пьют, насилуют свои организмы и душу, они все поражены неизвестным мне доселе вирусом, который превращает их… наше будущее не в целый, слаженный механизм, а в атомизированные, разобщённые ячейки, в информационный хлам, мусор. Понимаешь?
Наблюдатель от страха всё глубже погружался в свой плащ, но продолжал быстро кивать в знак согласия.
– А ты не такой, в тебе есть что-то, искра жизни, желание бороться и быть чем-то большим. Ради этого ты готов переживать неудобства, невзгоды, даже двух зазнавшихся дураков, что достают тебя каждое утро. Ты неутомимо идёшь к своей цели, не взирая ни на что. А что делаем мы? Что делает целое общество таких, как мы? Вместо того чтобы помочь найти место в жизни, мы вставляем палки в колёса, разбиваем мечты и топчем страстные порывы таких юношей и девушек, наших детей, которые вопреки большинству хотят возвыситься над малым. Вот за это я прошу прощения, Павел. – Я с облегчением выдохнул после долгой тирады, а потом потянулся к его правой руке: – Дай, пожалуйста, свою руку?