— Такое ощущение, что весь мир, кроме нас, спятил с этой самоизоляцией и закрытием границ, — сказала Наташа. — Фуфлодемия барановируса.
— Ну, мы-то с тобой должны понимать классовую подоплеку, — усмехнувшись, ответил профессор.
— Да, конечно... «Передача активов» малого и среднего бизнеса корпорациям, удушение производства, цифровизация и тоталитаризация контроля над населением, радикальное понижение уровня жизни низов, ограничение свободы передвижения, ликвидация личной собственности... Всё, что заблаговременно прописано в докладах их «мозговых танков». И кое-что из этого изречено устами святой блаженной Греты Стокгольмской, надо только между строк уметь читать...
Отец поставил на стол два стакана, налил яблочного сока:
— Ну, за Победу!
Они чокнулись и выпили.
— За Беларусь! И за Батьку! Чтобы мы все выстояли перед лицом этого кошмара, — сказала девушка.
— Завтра... уже сегодня... покажем всему человечеству этим Парадом всю абсурдность аргументов за неадекватные псевдокарантинные меры. Которые на самом деле не ради здоровья людей... плевать им на людей... а ради перекройки общества, — сказал профессор.
— Покажем, пап. Это будет наш Парад... А вот их парад, змагарский, видел, кстати? — усмехнулась Наташа.
Достала смартфон, нашла что-то на «ютубе».
Двое юношей и две девушки несли черную коробку, обозначающую гроб. Несли куда-то по улице, пританцовывая и кривляясь. Глумливо при этом размахивая государственными, красно-зелеными, флажками. Все четверо — в масках и темных очках.
— Какие воины — таков и «парад». Какие же все они жалкие и ущербные, — вздохнул профессор. — И еще гавкают, что в Беларуси нет свободы и демократии. Да в той же России они бы и десяти шагов не сделали... И у других наших соседей тоже.
Барвиха, 9 мая 2020 года
Сон был тревожным. Беляков словно провалился в какую-то абсолютно черную мглу, в бездну, где нет ни верха, ни низа, нет ничего, никакого источника света. И он не мог пошевелиться, как будто бы у него не было уже ни рук, ни ног. Это и есть смерть? Но тогда почему он ощущает это странное пространство, почему мыслит?
Всесильному начальнику КОКСа стало страшно. Он попытался, отринув гордость, позвать на помощь — но оказалось, что звать нечем. Осталось только бесполезное зрение... если только это не слепота... но он знал, что это не слепота, а абсолютная чернота пространства. И мыслящий разум, заключенный непонятно в чём и непонятно где.
Так продолжалось некоторое время. Леденящий душу ужас не покидал Белякова, мучительно пульсировал, терзал, выворачивал всё его существо.