— Дело говоришь, милорд, — одобрительно произнес начальник КОКСа.

— А что, хорошая, стройная картина получается... — возбужденно продолжал Скворцов. — Если всё это будет принято, то любого, абсолютно любого неугодного нам человека можно будет посадить за любое высказывание. А любую организацию — запретить как экстремистскую, нежелательную, посягающую на права граждан. Критика власти — фейк по поводу обстоятельств, имеющих значение для безопасности населения. Или клевета в адрес неопределённых лиц. Или неуважение к государству. Или возбуждение панических настроений. Или, даже если просто предоставление каких-то сведений или советов — незаконная просветительская деятельность. Запрет делиться даже советами друг с другом! Полный контроль владетелей над общественным сознанием! Полное обкладывание простейших флажками! Браво!

— Любой несогласный с тем, что есть владетели и есть простейшие, — враг государства, инакомыслящий, причисляющий себя к организациям протестного толка! — подняв палец, наставительно произнес генерал армии. — Давить! Только давить!

— Вы молодцы, хороший мозговой штурм, — сказал Бутчер, допив бокал. — Ладно, я, с вашего позволения, уединюсь в спальне с Анастейшей. Здоровье надо беречь и поправлять. Появлюсь к обеду.

Отец и сын учтиво попрощались с американцем, и тот покинул палубу.

— Ну, Владик, ты доволен?

— Чем конкретно? Хотя да, можно не уточнять — доволен всем! Абсолютно всем! Я вот что подумал — а ведь Спецпакет законов — это же официальный фашизм, и это прекрасно. Дело фюрера живет!

— Ну, если в таком смысле, то да, согласен. Это комплексный пакет законов именно для абсолютизации власти государства над каждым гражданином. И он прекрасно работает. Наша власть усиливается буквально с каждым днем! — удовлетворенно произнес генерал армии. — Отныне мы уже открыто можем ввести любое ограничение, любой запрет. Прекратить деятельность любой организации и любого человека. Если непокорный не поймет и заартачится, то ему же хуже. Ибо мы любому можем приписать любые улики. В том числе служебными записками, засекреченными свидетелями. И, соответственно, обвинить в чем угодно. Для тех, кто нам нежелателен, никакого права отныне нет — и уже не будет. Есть только государственная целесообразность. Теперь мы уже должны всех активистов, если это нужно государству, сажать безо всяких ограничений! Фабриковать дела в открытую — и сажать! Даже если белыми нитками шито — напротив, именно это показатель нашей силы, это парализует всех! Сажать! Сажать! И ни перед кем не оправдываться! Ни перед кем! Потому что мы так хотим — и мы так можем! Всех лучших и умных, всех смелых и честных, всех, кто выступает за низы, за их — смешно даже — власть и собственность, всех, кто не склоняет голову перед нами, всех, кто осмелился поднять ее чуть выше уровня земли — силой нашего государства карать безжалостно и без колебаний! Вплоть до Устранения!