— Да! Да! — ответил сын. — Мы закручиваем гайки не потому, что не можем решить дальнейшие задачи и ответить на вызовы. А просто потому, что такова наша воля в дальнейшем продвижении вперед и изъятии у биомассы всего того, что ей перепало за десятилетия совка, а косвенно и всему человечеству.

— Именно так, Владик. И никаких ограничений! Любое правоприменение, в том числе уголовное, действует исходя из интересов владетельных лиц. Одни и те же нормы могут применяться как в одну, так и в другую сторону. У нас наказывают заведомо невиновных и не замечают очевидных нарушителей формально провозглашенных норм — если так угодно владетелям. И не надо этого порядка стесняться — ведь в России именно их личный интерес является интересом государства, — сказал генерал армии.

— Да, папа! Пусть так будет всегда! — вскинув белокурые вихры, сказал сын. — Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер! — усмехнувшись, ответил отец.

Они немного помолчали, потягивая виски.

— Кстати... Сидит сейчас за решеткой некий Штык... Ну, знаешь?

— Даниил Мацкевич? Который корчит из себя фашиста?

— Ага. Он самый. Когда вернемся в Москву, я внесу в Палату Мертвых представление насчет него. Думаю, пора с ним кончать.

— Согласен. Он влез туда, куда не имел права... Только порочит фашизм.

— Ну, вот... Я дарю его тебе. После утверждения представления слетай в Челябинск и соверши его Устранение. Делай с придурком всё, что захочешь. Тренируй свою волю к Власти. Тебе это пойдет на пользу. Помнишь, я не одобрил, когда ты хотел по пьяни устранить этого Смирнова? Я на него представление не вносил, самоуправства не нужно. Хотя понимаю твои чувства, но всё же следует научиться владеть ими и быть работающей частью единой системы. Пусть он пока сидит, мы его устранить всегда успеем.

— Да, понял, еще раз извини.

— Ничего, бывает. И со мной такое происходило. Понимаю... Так что — вперед...

— Сделаю! — с готовностью произнес Скворцов.

— И не стесняйся ничего на сей раз. Дави его, когда будешь приносить в Жертву, рви, кромсай вдоль и поперек — как душе твоей будет угодно. Пусть вся эта микробная общественность, всё это так и не додавленное пока так называемое гражданское общество зарубит себе на носу — цацкаться с теми, кто против власти, мы не будем. Пусть хотя бы дело над этими жалкими пензенскими сопляками послужит всем уроком. Чтобы все заткнулись и молчали в тряпочку вечно. Пытка — это не внеправовой эксцесс. Пытка — это отныне постоянный и значимый инструмент, фактор всеобщего послушания. Демонстративная пытка в отношении тех, кто перечит собственникам страны, рождает непререкаемую власть этих собственников над всеми, кто в этой стране существует.