– Нет. Ты о ней хочешь поговорить или об Алтоне и Канти?

Он мотнул головой.

– Рассказывай.

– А что рассказывать. Маркиз увлечен, слюнки текут. Уши все прожужжал про ее родинки, похожие на капли чего-то там. Про черные глаза в форме чего-то… а, миндаля! И шелковистые реснички. Так и сказал – шелковистые! Про высокую грудь. – Нэй невольно покосился на вырез платья Литы. Лита заметила. – И тонкую талию. Ты бы его послушал! Губы как кораллы…

Нэй качал головой: не верилось, что так удачно сложилось.

– А зубы как жемчужины, – пробормотал он.

– Чего?

– Ничего.

Лита продолжила, и перед глазами Нэя возникла принцесса Канти. Он был почти уверен, что тоже видел ее раньше. В тени граната. У пруда с черным деревом. Где-то еще.

Смоляные длинные волосы, короткая челка, пряди-завитки. В волосах – белые шелковые нити, украшенные золотыми трубочками, на конце каждой нити – кисточка из бриллиантов и изумрудов. Украшения тренькают, когда Канти медленно шагает вдоль спокойной воды. Покачивает бедрами; край верхнего платья скользит по траве. Ее глаза не подведены сурьмой – Канти обладает сурьмой естественной; тонкая линия бровей, прямой нос, лоб цвета слоновой кости. Она поднимает руку и машет кому-то…

– Сколько ей лет? – спросил Нэй.

– Между пятнадцатью и восемнадцатью.

– Самый чарующий возраст.

– О, да ты знаток!

– Знаток?

– Как говорит Билли Коффин, у женщины должны быть три длинные вещи, три круглые и три маленькие. Длинные – руки, ноги и спина. Круглые – попа, бедра и колени. Маленькие – уши…

– Билли – это твой жених?

Лита фыркнула.

Нэй засмотрелся на ее золотистые ноги… изящную ступню, с которой она сбросила сандалию, подвижный большой палец… Он не знал, что происходит у него в душе. Может, была виновата ночь, желтая луна, крошечные звезды, но ему захотелось сбежать – в джунгли, к вампирам-ракшасам.

Он поспешно извинился и ушел в свою комнату.