Светлый фон

Над кроватью кружило черное небо, дрожащие звезды путались в москитной сетке. От оконных ширм несло болотной тиной. После второго кувшина вина он перестал осознавать, что происходит. И в хмельном тумане к нему пришел мертвец.

Алексис.

* * *

Нэй проник в девичью спальню через окно, под покровом тьмы, как проникал два года назад, когда влюбленные прятались от строгого отца Алексис. Старик занимал должность секретаря при министерстве Дамбли и видел своим будущим зятем благовоспитанного чиновника. Мнение дочери тут не учитывалось совсем: пусть нравы Оазиса были свободнее, чем в Кольце, рыбаков и аристократию многое роднило. Секретарь умер прошлой зимой, и прятаться больше не имело смысла. Но Нэй спустился по водостоку, как тайный возлюбленный, а потом перевернул комнату вверх дном, как заподозривший измену супруг.

Он сидел над разбросанными по ковру уликами; желваки играли на молодом посмуглевшем в странствиях лице.

Дверь отворилась, и он подумал, что Алексис может испугаться.

«Пусть пугается», – решил он черство.

– Кто здесь? – Невеста повернула вентиль, газовая лампа озарила гостя синим пламенем, зашипела, словно рассерженная кошка.

Алексис обвела взором беспорядок, причину беспорядка. Побледнела ли она? Нельзя было сказать в тусклом свете. Девушка переступила порог и затворила дверь.

– Папа собирался установить решетки.

Нэй подобрал мешочек, набитый травами, пахнущий едко.

– Ничего не хочешь мне рассказать?

– Зачем же повторяться? – Алексис сняла фартук и развесила на спинке стула. Наследница обеспеченного отца, она добровольно прислуживала в городской здравнице. Смазывала мазями спины стариков, разливала солдатам колючую вагландскую воду. – Все то же самое мне придется рассказывать кнутмастеру.

От досады и обиды кровь прихлынула к щекам Нэя. Кулак сжался, давя мешочек.

– За кого ты принимаешь меня? Я не стану звать Серписа по пустякам.

– Но пустяки заставляют тебя злиться, Георг.

– Да, я злюсь.

– Ты ворвался в мой дом и рылся в моих вещах.

Этот ее тон – холодный, обвиняющий – приводил Нэя в смятение. Не она, а он пришел обвинять!

– Я – твой жених!