– С удовольствием, – сказал он. Встал, прижимая к груди портфель. – Господа.

Адмирал громко икнул, протолкнулся мимо столующихся офицеров и стал подниматься по трапу.

– Знаете, как меня называют… ик… моряки? – спросил, хватаясь за поручни.

– Как? – вяло сказал Дамбли.

– Адмирал-на-Реке!

«А меня за глаза зовут паркетным шаркуном».

Дамбли подошел к фальшборту, положил маленькие руки на планшир и стал разглядывать речное пространство, которое стлалось до видневшейся вдали гавани. Адмирал врезался в Дамбли, выругался, захлопал потными ладонями по камзолу казначея, отряхивая невидимую пыль.

– Не надо… все в порядке, оставьте… – Дамбли неприязненно отстранился.

– Ага… ик… Вы знали, что я… пернатый? – неожиданно спросил адмирал.

– Что?

– Я верую… ик… я принял Распятого Человека и Бога-Голубя… служители на борту… это не кардинал, а я… ик… я настоял… Что вы об этом думаете?

Дамбли внимательно смотрел на собеседника.

– Думаю, это ставит вас в затруднительное положение.

– Но ведь это моя вера… ик… мой полет… во мне бьются крылья… они защитят меня… здесь, над Рекой… когда-у-э-э… – Адмирал перегнулся через борт.

Дамбли молчал. Чайки падали камнем в воду и дрались за адмиральское угощение.

– Забудьте… – пробормотал Крэдок, когда его перестало тошнить. – Не знаю, что на меня нашло.

«А я знаю, – подумал казначей. – Ты трус. Как и я… А кто нет? Чертов Георг Нэй?»

* * *

Туман поредел, и рассвет заглянул на палубу пятидесятичетырехпушечного линейного корабля «Ковчег».

Поза капитана Эдварда Лидса, на которого смотрел Георг Нэй, говорила о беспокойстве. Капитану не нравилось то, что он видит.