Палубу качнуло, и миска с соусом упала на колени Любуура. Воевода глянул на испачканные шаровары, дернул огромными плечами и потянулся за каплуном. Командующий калькуттским флотом ел медленно, деревянными движениями, чтобы не испортить костюм из сливового бархата с широкими рукавами и богатой отделкой.
Дамбли почти не шевелился, поднималась и опускалась только рука с бокалом. Какое-то время он не мешал разговору военных. Слушал о скорых повышениях, о мизерном жалованье, которое офицеры не получают месяцами (косые взгляды в его сторону), о лаках Гарри Придонного, которых не хватило на все корабли…
– Господа, извините, что перебиваю, – сказал казначей. – Не мне вас учить искусству речного боя, но флот и армия – инструмент государства. Поэтому хочу, нет, вынужден отчасти вернуться к вопросам, которые решались на военном совете… Нельзя ли закончить войну на Реке? Не вовлекая, так сказать, сушу?
– Вы о Кольце? – хмыкнул генерал с длинным тусклым лицом. – Беспокоитесь о рыбарях?
Дамбли представил рой бомбардирских кораблей, без устали метающих бомбы в стены крепости, в тесно сгрудившиеся рыбацкие лачуги, увидел, как падают печные трубы, как вспыхивает от жара кровельный плавник, как чумазые дети, шустрые рыбные скелетики, ищут в этом аду руки взрослых, черные, обуглившиеся руки, – и сказал:
– Я беспокоюсь о нашем городе. Полис – это не только Оазис.
Замолчав, Дамбли понял, что верит в это… гордится этим. Странное чувство.
Но можно ли выветрить из головы слово «предательство»? Не сказанное, но повисшее в воздухе во дворике здания, которое Галль хотел превратить в склад контрабандных товаров.
– Куда побегут ваши рыбари, если сражение докатится до берега? Их пустят в город?
Адмирал Крэдок приложился к бокалу. Офицеры встрепенулись, будто открытые перед жителями Кольца городские ворота, открытые даже только в домыслах, уязвили их гордость.
– Да эта рвань встретит пиратов с распростертыми объятиями! Побросают свои сети и побегут грабить!
– Так и есть!
– Голозадые предатели! «Сельдяной» флот!
Дамбли потер пальцем правую залысину, опомнился и убрал руку. У него вспотели ладони.
– Вы говорите о людях, которые нас кормят, – сказал Лидс, и Дамбли посмотрел на него с благодарностью. – Которые сейчас на наших палубах, которые завтра пойдут с нами в бой, оставив, как и мы, на берегу семьи.
– Кормят нас! – фыркнул Фицрой, в глазах генерала вспыхнули искры.
Напыщенность, заносчивость и желчь. Ничего нового. Это приходит с властью, рано или поздно. А что уходит? Чем приходится платить? Непринужденностью, веселостью, радостью – самыми большими врагами власти.